Книга Чертовщина за свой счет - Валентина Андреева

– Ну я-то уж точно недалеко от них ушел, – раздался над моим ухом знакомый голос. – Могу себе позволить поплавать на теплоходе. – Рядом со мной, грустно улыбаясь, стоял ветеран речного пароходства.

– Скажите пожалуйста, как вас зовут? – Мне вдруг стало неудобно, что я до сих пор не задала этот вопрос. Кажется, официантка называла его имя, но оно у меня в памяти не удержалось.

– Алексей Иванович. А вас, я знаю, Ирина Александровна.

– Знание – сила. Вы вообще очень много знаете. Может быть, еще поделитесь? Например, вечером. За чашечкой чая?

Он церемонно поклонился и быстренько отошел. Интересно, где он был? Я точно помню, что к нашей группе он не примыкал.

Нас постепенно запускали в музей.

– Надо же! Оказывается, Петр Смирнов – уроженец здешних мест, деревеньки Каюрово, – расстроенно проговорила оказавшаяся рядом Наташка, внимательно вглядываясь в семейную фотографию автора знаменитой «Смирновской».

– Тебя не устраивает место его рождения? Прости его великодушно, он не виноват, – сухо сказала я. Похоже, Любочка настолько очаровала мою подругу, что она про меня забыла.

– Тебя сейчас тоже устраивать перестанет. Я проспорила Лешке еще одну глажку его штанов и сто рублей. Из них пятьдесят – твои.

– То есть? – Нет. Подруга про меня не забыла. Приятно иногда ошибаться.

– А то и есть, что я видела на доске объявлений план мероприятий по Угличу. В общей куче – посещение музея водки. Угадай с трех попыток, кому этот музей посвящен? – И, не дав мне времени на ответ, тут же брякнула: – Уроженцу земли угличской – Смирнову. Правильно говорят, не верь всему, что на заборе написано! Я решила было блеснуть знаниями у входа, а Лешка мне категорично возразил, мол, Смирнов родился здесь, недалеко от Мышкина. Слово за слово я и поспорила.

– При чем же тут мои пятьдесят рублей?

– Да при том, что я в целях прекращения дебатов сослалась на твой авторитет. Лешка к твоему мнению всегда прислушивается. Ладно, не бери в голову. Убытки взыщу с виновных в дезинформации. А брюки уж так и быть – на моей совести.

– Убытки – тоже. Каюрово, если мне память не изменяет, теперь относится к земле Ярославской.

– Лучше бы она тебе изменила. Все, что было не с тобой, помнишь. Ой, смотри, какие бутылочки! Я из-за тебя почти все прослушала. Стой! Посмотри, какие странные взгляды бросает Киллер на Алену! А теперь… Не смотри туда… Он на нас уставился. Нет, я так долго не протяну. Пойти и сказать ему в лоб, чтобы прекратил нас преследовать? Ну что ты уставилась на эти бутылки? Надо держаться ближе к нашей группе. И отслеживать мужиков с мобильниками… Но только осторожно… Господи! За свои деньги, а?! Ты не помнишь, как звали князя, которого мышка спасла от змеи? Ну, в честь которой он этот город Мышкиным назвал. Ладно, не вспоминай. Вот кто бы нас так спас! Я бы в честь того свою собаку переименовала.

– Того князя звали Мстиславским. И случилась эта история в шестнадцатом веке, в мае тысяча пятьсот…

– На майские праздники, что ли? – Подруга явно нервничала. В таком состоянии я ее видела только один раз – на кладбище. Мы с ней искали могилу ее отца. Как это не кощунственно звучит, но Наталья была на ней только два раза – в день похорон и в годовщину смерти. С этого момента прошло около пятнадцати лет. Память ее хранила о папочке сплошной негатив. Даже детские годы отпечатались только одним добрым воспоминанием – единственной куклой, подаренной им на день рождения.

На похоронах Наташка позволила себе недозволенный (о мертвых – либо хорошо, либо ничего) выпад. Целый год отец преследовал ее в кошмарных снах. Измученная подруга без конца бегала в церковь – отмаливать то грехи отца, то свои собственные. Любви к отцу это не прибавило. По истечении года кошмары прекратились. Как, впрочем, вообще сны с его участием. Поэтому, когда он несколько лет назад приснился подруге накануне отъезда в Грецию, она очень озадачилась. Со слезами на глазах Наташка жаловалась мне, что отец смотрел на нее с состраданием и все пытался что-то сказать. Что, она так и не поняла. Во время этой поездки чистая случайность спасла их с мужем от гибели в автокатастрофе на горной дороге.

После третьего обхода кладбища, на котором покоился отец, Наталья почти сдалась. Мы подозревали, что Марго – последняя его жена – оставила могилу безымянной. Поэтому искали бесхозную неухоженную могилу. Последние годы Марго жила у сына в Иркутске, там и умерла.

Мы уже собрались уходить, когда Наталья в последний раз решила пройти по тропинке в глубь участка. И вышла прямо к могиле, огороженной цепями. С фотографии на памятнике ей улыбался отец…

Зря мы обидели Марго. Она позаботилась и о памятнике и об ограде. А заодно и о себе. Рядом с могилой Натальиного отца было свободное место. Судьба, не дав радости в браке, развела их и после смерти.

Наташка плакала так, как никогда. Гладила отцовскую фотографию и бессвязно просила прощения. Бормотала, что он правильно наказал ее за гордыню и злопамятство, заставив побегать в поисках могилы. Я за нее даже испугалась. Всю обратную дорогу она трещала вот так же, как и сейчас. Тот вариант, когда язык бессознательно пытается заболтать какую-нибудь главную мысль.

Экскурсия прошла хотя и с нашим участием, но мимо нашего сознания. В памяти остался только тот факт, что родоначальник «Смирновской» был хорошим человеком. А вот почему – не помню. Впереди было посещение музея мыши. Группа неслась туда. Мне совсем не хотелось выпускать дочь из вида. Мы торопились вместе со всеми, мельком отслеживая возможность подозрительных проявлений со стороны лиц мужского пола. Проявлений не было.

Алексей Иванович опять куда-то пропал. Костаки тоже. Дочь и Лешик не стали слушать гида и самостоятельно отправились обозревать экспонаты. Я не выдержала и, улучив момент, шепнула Лешику, чтобы они постарались не отрываться от коллектива. Как ни странно, но он в знак согласия совершенно серьезно кивнул головой.

Музей был маленьким, но таким уютным. И всюду мышки, мышки, мышки. Разных размеров и из разного материала. В одной из комнат на диване вальяжно сидели две большие меховые мыши в обществе двух живых откормленных котов. Я поймала себя на том, что хожу и глупо улыбаюсь. Все это было таким милым, домашним. Экскурсовод терпеливо рассказывала о подарочных экземплярах из разных стран мира, и я совсем забыла о неприятностях. Если бы и они забыли нас…

Поход в музей мыши плавно перетек в музей валенок – последний объект нашего знакомства с Мышкиным. Количество туристов, сопровождающих гида, резко уменьшилось. Весь музей мы с Наташкой обежали самостоятельно – вслед за детьми. Больше всего меня покорили валенки с цветочками. Возникла навязчивая идея примерить их. И пойти – куда-нибудь далеко-о-о!

– Ты начинаешь впадать в крайности, – обругала меня Наташка, оттаскивая от экспоната. – Хотя я, пожалуй, тоже примерила бы вот эти… – Я тут же испугалась. Зато Наташка совсем успокоилась. – В конце концов, мы с тобой уже пожили… – завела она бодрым голосом, и я с ужасом уставилась на нее. – Что такое? – Глаза подруги округлились, брови взметнулись вверх, и она нервно оглянулась по сторонам… Вокруг были только туристы и валенки. – Не трусь! Я же рядом… Так вот, я говорю, что мы с тобой уже пожили целый год спокойно. Судьба дает нам шанс встрепенуться… Нет… Встряхнуться! Давай смотреть на все случившееся с этой точки зрения. Не знаю, как ты, а я, например, совсем успокоилась. Не кокнули до этого, не пришибут и сейчас. Пойдем купим сувениры и рванем к теплоходу. А там засядем в каюте и за кофейком подведем итоги…