Книга Четыре подковы белого мерина - Наталья Труш

«Ни хрена не хочу! Хочу встать с дивана и поехать в Красное Село, к цыгану Виталику, у которого всегда все есть! Правда, не бесплатно. А денег нет. И за руль не сесть. Нет сил доползти даже до туалета. А еще мама с супом! Неужели она не понимает, что жрать я не смогу очень долго! Не лезет же!..» – думал Димка, зарывая нос в подушку, буркнув коротко:

– Ма, спать хочу!!!

Врал. Спать он тоже не мог. Хоть глаза зашивай. А если под утро его зашибало, то снилось только одно: это самое… Вот выходит он из дома и едет по городу. Сначала в один адрес, потом в другой, потом в третий. А ездить уже сил нет. Нужно срочно найти «лекарство». Иногда под конец сна он его находил, иногда нет. Но даже если и находил, то это мало радовало, потому что до самого главного так и не доходило.

Сны изматывали, выносили мозг, который требовал только одного. Лечение, вся эта программа новомодная, когда «ломка» проходит под наркозом, делает свое гиблое дело. Не пережив этот тяжкий процесс отмены наркоты в полном сознании, не прочувствовав его на собственной шкуре, трудно не начать употреблять снова. Неделя лечения в больнице – это всего лишь начало. Лечение не убивает желание. Можно пятьсот раз предупредить наркомана о том, что у него разваливается печень или привязался СПИД, это его не остановит. Он не боится болеть. Он боится остаться без «лекарства».

Не убивает желание и наркоблокада. Правда, при ней что наркотик, что вода из-под крана – все едино. Но в желании получить удовольствие любым путем «подшитый» наркоман может легко умереть от передозировки. Кайфа нет, а копыта откинуты.

Вообще-то главное в этой борьбе только желание. Желание употреблять способно сломить любую защиту. Желание жить в трезвости позволяет все начать сначала.

У Димки не было желания снова стартовать. Этого хотела Лада, и наивно полагала, что сумеет убедить сына.

* * *

После больницы Димка продержался три месяца. Он хотел завязать, но у него не получалось. Наркотик стучался ему в голову ночами, когда он не мог уснуть. Страшная сила проламывала черепную коробку, взрывала мозг, и горячим заливало все внутри – от макушки до пяток. И хотелось плюнуть на все и бежать туда, где всегда есть. Но смысла не было! Действовала эта чертова нарко-блокада, из-за которой организм не воспринимал наркотик. «Черт дернул согласиться!» – проклинал себя Димка за то, что пошел на «подшивку». Думал, что с ней и тянуть не будет, а тянуло, да еще как! И кумарило так, что ум за разум заходил. И хотелось взять у Виталика больше, чем всегда, намного больше, и все сразу засандалить в вену, чтобы почувствовать, как ослабевают натянутые внутри канаты-жилы, как перестает кипеть мозг, как вывернутые задом наперед коленные суставы встают на место.

И проблемы – тысяча разных проблем, которые заботят трезвую голову… Вот чтобы и они ушли. Героин умеет вытеснять все проблемы. Вся тысяча одним махом – в сад! Остается всегда только одна – достать…

– Знаешь, чего ждет наркоман, который лечится в больничке? – Димку иногда пробивало на откровенность. – Он ждет, когда кончится это лечение, чтобы скорее выйти из больницы и уколоться. Доза после больнички меньше, денег нужно тоже меньше, а ощущения такие свежие!

А если после лечения наркомана «подшили», то он считает дни и часы до того момента, как кончится эта «подшивка», и проклинает себя и своих близких, ради которых все это затеялось. Ну какого черта, спрашивается, делать что-то ради кого-то?! Даже ради самых дорогих людей?! Да самое дорогое у наркомана – это наркотик! Его Величество Героин!

…Он сорвался сразу, как только прошли эти три месяца после наркоблокады. Даже не сорвался. Это не срыв был. Перед этим было ожидание, томительное и долгое, как блокадная зима. Он думал только о том моменте, когда пройдет эта зима и будет «можно»…

Весна пришла неожиданно, ворвалась в город без стука, съехала с крыш снежными шапками, расплескала лужи, мгновенно высушила тротуары. И запарила горожан. По календарю еще рано было сбрасывать теплое, а по погоде – самое время.

Теплый ветер просился в квартиру, и Лада раньше срока распечатала раму в лоджии. Просто дернула трижды сильно за ручку, и треснули вдоль по всей длине узкие белые полоски, которыми заклеивали на зиму стыки и щели.

За окном в пластиковом белом ящике уже пробивались какие-то ростки, видимо, от первого тепла проснулись семена сорных трав, занесенных ветром еще осенью. Лада выщипала их, понюхала. От тонких белых корешков пахло весенней свежестью, жизнью.

А у них в доме жизнью и не пахло. Нормальной жизнью, обычной. Если кому-то таковая казалась скучной и серой, то Ладе была в самый раз. Лишь бы не было в ней того дерьма, в которое влип Димка.

Он или лежал целыми днями пластом, или болтался где-то. То был сумрачен и как будто зол на весь белый свет, то говорлив и весел.

В один из дней, когда ему было плохо, Лада предложила:

– Мне рассказали, что в Ленинградской области есть община, где лечат…

– Да не лечат, мам, в общинах. И вообще нигде не лечат. Вот тут все должно быть. – Димка постучал себя по голове.

Но он согласился поехать с матерью в эту общину, под названием «Время жить». Название Димке понравилось, и он согласился на поездку.

Лада все узнала. Община находилась в деревне Большие Ключи. Если смотреть по карте – глушь несусветная! Разве что вертолетом можно долететь – в округе одни проселочные дороги, и от трассы в стороне. Но ехать надо было, и Лада развернула активную деятельность, собираясь в дорогу.

Димка не рвался туда – согласие-то давал только на «посмотреть»! А Лада собрала его вещи. И он тоскливо взирал на эти сборы. Ему казалось, что если сейчас он уедет из дома с вещами, то никогда уже в него не вернется.

– Возьмем только то, что необходимо на первое время, – суетилась Лада. – Я потом привезу все, что нужно.

– Мам, не бери ничего! – Димка раздраженно пнул рюкзак, и тот закатился под стол. – Мы же только посмотреть! Я, может, и не останусь там!

– Знаешь, мне сказали, что там хорошо! – Лада достала рюкзак и продолжила сборы. – Давай на всякий случай его возьмем. Вдруг тебе понравится и ты останешься?! Должно же у тебя быть все, что нужно на первое время.

Димка заранее знал, что не понравится ему. Ну что там может понравиться?! Община, чужие люди, трудотерапия, да еще и на целых два года! Соглашался поехать, просто чтобы не огорчать мать. Она с ним и так почти умом тронулась. Ему было искренне ее жаль, такую не понимающую ни бельмеса во всем этом. Да если бы она знала, какая это непреодолимая сила – тяга, она бы и дергаться не стала. А она, наивная барышня, все ищет лекарство.

«Она еще про лоботомию не знает, про то, как уничтожают в мозге центр удовольствий, – думал Димка. – Знала бы, непременно предложила стать кроликом подопытным, чтоб дядька в белом халате просверлил бы аккуратную дырку в башке и что-то там такое сломал навсегда».

«Сломалась в будильнике времени хрупкая ось, худеть перестал на стене отрывной календарь, гриппозной зимой проморозило землю насквозь, и кажется, что не закончится этот январь…» – почему-то вспомнилась песня, которую в минуты грусти любила напевать мать[1].