Книга Между Амуром и Невой - Николай Свечин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(На этом месте в рассказе Буффаленка Полина Аркадьевна беззвучно заплакала).
— Отец, как писали газеты, был другом убитого Йорка, и тоже участвовал в его поисках. А когда нашел, то… В общем, они с полковником вдвоем бросились в погоню. Вернулись через неделю, сказав, что никого не поймали. Но все убеждены, что они их, конечно, отыскали. И сами там, в прерии, их судили, вынесли приговор и исполнили его.
— Да, это похоже на Федора, — подтвердили и Алексей, и Степан.
— А восемь месяцев назад матушка умерла. Она взяла с меня перед смертью слово, что я отыщу отца. И я, похоронив ее, прорыдал два дня и отправился по всей Америке. Долго искал… Спрашивал про Теодора Буффало, или Русского Буффало, как его еще называли. Дело оказалось нелегкое: отца уже много лет не было в стране. Но кое-кто еще его помнил, и я с трудом, но нашел этих людей. Они-то мне и рассказали, что в 1876 году отец схлестнулся в Пенсильвании с тайным обществом «Молли Магвайрз». Это как бы масоны преступного мира. Они опутали штат целиком, имели своих людей и в полиции, и в Конгрессе, и, с помощью насилия, управляли всей угольной добычей. Якобы, это были ирландцы и деньги передавали фениям, борцам за независимость Ирландии, но, по-моему, они самые обычные бандиты. Отца наняли горняки последней независимой шахты в Лопезе. И он в первом же бою убил единственного сына самого диктатора «Молли Магвайрз» Джона Тэннера O’Хиви. То был жуткий человек, ненормальный в своей страсти повелевать. И очень влиятельный. Отца начали гонять по всему Северо-Западу, и он вынужден был спасаться аж в Калифорнию. И уже оттуда, после убийства при вынужденной самообороне, офицера бюро Пинкертона, возвратиться в Россию.
А потом федеральные агенты разгромили «Молли», O’Хиви присудили четыре жизненных срока и сейчас он сидит в питсбургской тюрьме. У него осталась одна цель — найти убийцу сына. Денег этот гнус припрятал видимо-невидимо. И хотя его лавочка якобы уничтожена, люди O’Хиви никогда не переставали искать отца. А нашли меня. Сходство… Я налетел на них впервые в Нью-Йорке, но сумел тогда вроде бы убежать; оказалось, они просто следили за мной. Думали, видать, что я выведу их к отцу. А когда я приплыл в Россию, послали за мной следом беглых русских каторжников, которых сейчас полно в Америке. Алексей Николаевич их побил, но они затаятся сейчас в гостинице и еще появятся…
— Вот я им появлюсь! — угрожающе заявил Горсткин. — Тут вам не Пенсильвания, ёшкин бобёр, а Москва! Завтра же всех на уши поставлю. Коли и впрямь беглые окажутся — пусть следуют в Нерчинск срок дорабатывать…
— Но все равно тебе, Федор, надо быть осторожным. Пока O’Хиви жив, он не отстанет. Ежели отца не успел — на сыне захочет отыграться.
— Это самая его идея, — согласился Буффаленок. — Только старому вурдалаку уже семьдесят восемь лет; долго не протянет.
— Все же остерегись. Дядя Степан почистит Москву, и вообще возьмет над тобой шефство. Я же завтра должен возвращаться в Петербург.
…Утром следующего дня из столицы приехал Озябликов и встретился с новым «королем». Скандала не произошло: оба понимали, что попытка убрать исполнителей не есть враждебная Лобову акция. Обыденный деловой подход. Договорились, что преследование Лыкова и Челубея в Москве прекращается, и они могут и в дальнейшем сюда свободно приезжать; Мячев гарантировал их безопасность. Собственные жизни Алексея и Якова мало что стоили в глазах вождей, поэтому стороны быстро перешли к обсуждению совместных предприятий. И даже если лично Озябликову был не безразличен сын его лучшего друга, он не мог себе позволить нарушить инструкции Анисима Петровича, который явно хотел задружиться с умным Михаилом Ильичом.
Командировочное предписание
На этот раз Алексей входил в кабинет Лобова как победитель. Челубей зашел отчитываться первым и сидел у начальства почти час. Наконец позвали Лыкова. Анисим Петрович встал, пожал руку, одобрительно похлопал по плечу:
— Молодец. И впрямь волкодав! Испытательный срок закончен, ты принят на службу. Жалованье — пять сотен в месяц, как и просил. А за образцовое выполнение получи от меня тантьему — тысяча четыреста рублей.
И вручил ему пачку ассигнаций.
«Эх-ма! Мое семимесячное жалованье на царевой службе», — подумал Лыков. — «В бандиты, что ли, податься?».
Расселись кружком: шеф, Озябликов, Елтистов, Челубей с Лыковым и трактирщик Чулошников.
— Значит, ты первейшего на Москве богатыря с одного удара положил?
— Височная кость очень тонкая; при ударе проламывается внутрь и поражает мозг.
— А как догадался про ладанки?
— Яков выстрелил дважды, оба раза попал, а Коське хоть бы что. Понятное дело — панцирь. Решил поэтому кулаком…
— А на постоялом дворе как получилось, что ты вышел в одну дверь, а вошел в другую?
— Этот фокус не хитрый. Светло, все видно; главное было двигаться бесшумно. На войне я был пластуном, одиннадцать «языков» привел. Приходилось ночью, в полной темноте, проходить в трех шагах от турецкого секрета по осеннему лесу. И они меня не слышали…
— Здорово. А что у тебя за связь такая с рогожцами? Мне это может быть полезно.
— Я выполнял для них ранее секретные поручения. Какие — не скажу, сами понимаете. Можете навести обо мне справки у Арсения Ивановича Морозова.
— А почему не остался?
— Мне там у них скучно и малоденежно. Поручения, за которые хорошо платят, в Рогоже не каждый день, а у меня мало времени.
— Торопишься стать богатым?
— Конечно. Сейчас у меня сила, а потом ее не станет. Я хочу за пять лет заработать на всю остальную жизнь…
— Сколь же тебе надо?
— …и прозябать потом мирным обывателем. Главное — никому не служить, даже вам, Анисим Петрович. Деньги — это свобода. А насчет «сколько», думаю, ста тысяч достанет.
— Не пойму. С твоими талантами ты хоть завтра может добыть себе сто тысяч. Залез ночью к Коллану или Ратькову, дал сторожу по башке, и живи обывателем!
— Я ведь уже говорил, что мирное население не трогаю. Мне не любые деньги нужны, а только те, на которые спокойно будет век доживать. Вдруг я к старости в веру ударюсь, к Богу приду?
— Да ты уж столько народу перебил, Лыков! Какой тебе бог после этого?
— То в бою. То за грех не считается. Сейчас-то я не весьма об этом думаю, но в голове держу. Самый край ни разу не переступил и не собираюсь.
— Заковыристо как-то все у тебя получается: тут ты девочка, там нет, а здесь опять девочка… Нельзя быть помесью волка с бараном, но — не мое это дело, черт с тобой, живи по середке. У меня к тебе, Лыков, предложение. Надо сходить, на пару с Челубеем, в длинную командировку. В Сибирь. Добраться до Китая и вернуться сюда к осени по пути «золотых фелдъегерей», выяснив при этом, куда они, лешие, пропадают. И после поработать на меня еще один год. По окончании я вручаю тебе сто тысяч, и становись кем хочешь. Надумаешь дело какое завести в Питере — помогу. Согласен?