Книга Сыщик - Роман Буревой

– Неужели нужны какие-то объяснения? – В одно мгновение трибун окутал молекулярной нитью наварха. – Вам придется посидеть взаперти до прибытия на планету.

– Мальчишка – всего лишь раб, хотя с него и сняли ошейник. Что ты позволяешь себе, Флакк? – Корнелий скрипнул зубами. – Что вы можете сделать? Вы, Валерии? Ты или старик Корвин? Вы в меньшинстве. Уже давно в меньшинстве.

– Все может перемениться.

Трибун повернулся к медику:

– Вызови Терри. Скорее!

Флакку очень хотелось перевести бластер Друза в максимальный режим и сжечь медика дотла. Но трибун космических легионеров умел контролировать свои чувства.

Марк сидел на полу, по щекам его катились слезы.

– Как ты? – спросил Флакк.

– Они сняли с меня протектор… чтобы… голова отломилась, как у раба.

Флакк спешно проверил новый «ошейник». Застежки были закрыты.

– Запомни, Марк Валерий Корвин… ты еще, конечно, не настоящий Марк Корвин, но скоро им станешь. Так вот, запомни, – голос его, как всегда был бесстрастен, но от этой бесстрастности у Марка мурашки побежали по спине. – Не все на Лации рады твоему возвращению. Отнюдь не все.

Терри, вызванная Денисом, появилась в каюте и тут же принялась хлопотать возле мальчишки, напыляя на ссадины искусственную кожу.

– Советую занять посадочные места. Мы скоро проходим через нуль-портал, – сказал Флакк. – Не стоит мчаться к своим каютам. Наварх любезно предоставил нам в распоряжение свои апартаменты. Мест хватит на всех.

Глава III

Сектор Лация

Марк сидел за пультом управления звездолета. Он знал, что это истребитель класса «Центавр», он знал, что его корабль называется «Бешеный», и еще знал, что этот кораблик дважды спасал ему жизнь. На обзорном экране чернело бархатистое небо с белыми каплями звезд, слева наплывал голубой диск планеты, а справа маячили два светлых блюдца, увешанных гроздьями плазменных ракет. Вражеские истребители. Марк выжимал из своего корабля максимальную скорость, пытаясь уйти от преследователей. Боеприпасы у него почти закончились. Лишь три автономных лазерных заряда остались в стволе правого орудия. Три заряда на два корабля. Он не понимал, почему эти двое не стреляют, почему не превратили его кораблик в облако раскаленных атомов, пока не увидел, что слева к нему подбирается еще один истребитель Колесницы. Марка примитивно пытались взять в клещи. Слева один. Справа двое.

«Мишень слева», – отдал он приказ искину корабля.

Увидел, как на голограмме сужается алое кольцо вокруг белого блюдца, и вдавил кнопку. Белая вспышка. Обзорный экран автоматически поблек, защищая глаза пилота. Что, не ожидали? Марк рассмеялся. Это было безумием – сражаться сразу с тремя истребителями. Три заряда на три корабля. Но ведь его и называли порой безумным…

– Луций, где ты, Орк тебя задери! На помощь! – выкрикнул он.

Откуда-то издалека, сквозь помехи и хрипы отозвался голос:

– Иду.

Марк очнулся весь мокрый от пота. Мокрыми были и простыни, и подушки. Он – пилот истребителя. Ну да, да… не он сам – его отец. Во время войны с Империей Колесницы. Ускоренный курс пилота – и в космос. Лаций в те годы мало нуждался в следователях. Во всяком случае, куда меньше, чем в пилотах.

Марк вскочил, прошел в тесную кабинку душа, включил воду. Индикатор замер почти на нуле – юноша расходовал воду, не скупясь. Ну и дьябль с ней, с водой! Марк запрокинул голову, подставил лицо под прохладные струи. Вода затекала за протектор, капли щекотали кожу. Неужели каждый день ему будут сниться подобные сны? Что это – плата за свободу? Не слишком ли она велика? Сначала убийство Друза, потом этот неравный бой. Что еще вывернет услужливая память?

Марк вернулся в каюту. В кресле, положив на софу еще не зажившую ногу, сидел Флакк. На нем была форма трибуна космических легионеров. Красный мундир с золотым шитьем, парадный броненагрудник отсвечивал призрачным лунным блеском. Золотой орел с хищно выгнутым клювом на груди казался живым.

– Мне нужно поговорить с тобой, Марк.

– Вообще-то я не завтракал.

– Завтракай. Я тоже с удовольствием выпью кофе.

Марк достал из шкафчика упаковку со стандартным пайком и дважды нажал на пищевом комбайне кнопку. Одно название, что комбайн. Все, что он умеет делать, – это баночки с горячим и жиденьким кофе и клейкие сдобные булочки. Впрочем, не рабу с усадьбы Фейра привередничать. Только откуда Марк знает, как питаются рабы?

– Итак? – спросил он, отхлебывая кофе. Подумал: «Сейчас речь пойдет о моей карьере сыщика».

– Прежде всего: что ты сказал Корнелию?

– О чем?

– О своих снах, конечно. Ведь он спрашивал тебя, что тебе снилось, после того как сняли ошейник, не так ли?

– Мои сны – только мои, – пробормотал Марк.

– Великолепно. Надо полагать, именно так ты и ответил наварху?

– Именно так. Корнелий пришел в ярость.

– Не сомневаюсь. Так что ты ему рассказал?

– Отец сжег все улики по делу наварха.

– Что еще?

– Клянусь, ничего.

– Чем… или кем ты можешь поклясться, Марк?

– Не знаю… На Колеснице мы клялись… нет, я решил забыть все, что было на Колеснице. Я не знаю, чем мне теперь клясться, Флакк.

– Клянись памятью рода Валериев Корвинов, это теперь самая большая ценность, какая у тебя есть.

– Клянусь памятью нашего рода… Он ничего не узнал. Хотя и клялся, что был другом моего отца. Вранье…

– На Лации говорят: «Врать патрицию бесполезно». Наварх, видимо, считал, что тебя нетрудно обмануть. Я хочу тебе кое-что объяснить, Марк.

На голографическом экране мелькали какие-то пейзажи. Марк не смотрел на экран.

– Как ты уже догадался, патриции Лация обладают генетической памятью. Она передается ребенку, даже если только один из родителей принадлежит к патрицианскому роду. Эта наша особенность и одновременно проклятие, жернов на шее. Если отец командовал космическим кораблем, то сыну дорога только в космос. Потому что, выбери он другую профессию, все его преимущества обратятся в дым, он будет соревноваться с плебеями, не имея ни их цепкости, ни их сноровки.

– Патриции… почему нас называют патрициями? И кто тогда плебеи?

– Мы так себя назвали. Потомки первых колонистов Лация, получившие в наследство от отцов и матерей генетическую память. Кто-то из отцов-основателей грезил римской историей. Патриции – это избранные, помнящие все от начала времен… То есть от начала времен колонизации. Плебеи – все остальные. Ты будешь смеяться, но каждый гражданин Лация обязан иметь тогу. Он надевает ее по праздникам. Каждая колония хочет быть в чем-то неповторимой. Мы выбираем себе прошлое, а будущее наступает само собой. Жители Лация воображают себя римлянами. На Колеснице царит французский дух. Древний Египет ожил на Александрии.