Книга Офисный дневник девушки по вызову - Бель де Жур
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да нет, никакой разницы я на самом деле не ощущаю. Чуть разочарована. Я имею в виду, я же всего-навсего переехала в соседний дом.
– Это поэтому ты стоишь возле своего нового дома на холоде уже полчаса и звонишь мне? – уточнил А2.
Тут он меня уел.
– Да, ты прав. Это как здоровенный, раскачивающийся перед носом член взрослости.
– Отлично. А теперь входи.
1. Крещение каждой комнаты. Тебе может показаться, что ты знаешь, о чем я; но, поверь, комната не прошла должного посвящения до тех пор, пока в ней не кончила женщина. «Квики» не считаются.
2. Занавески. Серьезно подумай о них, прежде чем последовать последнему, десятому совету.
3. Хороший, серьезный такой кризис «сделай сам» с воплями «о, дерьмо, лучше было бы позвонить папе!», который, как ты внезапно осознаешь, причем впервые в жизни, не может быть разрешен заискивающим звонком арендодателю.
4. Основательная, серьезная такая ссора с воплями «о дерьмо, лучше было бы позвонить маме».
5. Он наконец выясняет, где в доме она хранит чайные ложечки, и больше не оставляет их сваленными в кучу на сушилке. Она наконец вычисляет, где в доме он хранит всю свою порнуху, и перепрятывает ее для себя.
6. Ваш первый приготовленный дома ужин, разделенный вами за обеденным столом, при свечах, с хорошим вином и неторопливой беседой. Если так не получится, сойдет заказ из китайского ресторанчика и бутылка сидра перед теликом с просмотром Match of the Day[26].
7. Общее чувство неуверенности и глубинной паники, постоянно возникающее даже при самой мимолетной мысли о рынке недвижимости.
8. Сосредоточенные размышления о том, в каком качестве лучше всего использовать лишнюю комнату – как склеп или как гостевую, и нельзя ли как-то логически объединить эти две функции.
9. Его и Ее уютные кресла в передней комнате.
10. Приглашение соседей на чашку чая и дружескую беседу, при этом вы прекрасно знаете, что они сегодня утром слышали, чем вы занимались, сквозь смежную стенку.
– Думаешь, ты так умна, внеклассова, свободна, – говорит он.
– Полагаешь, я не знаю, что ты цитируешь текст песни[27]?
Он изрыгает смешок и похлопывает меня по правой руке своей лапищей. Его руки темнее моих: оба мои родителя более смуглые, чем я, как это ни поразительно. Если мамуля хоть капельку схожа со мной, то я, вполне вероятно, могу быть дочерью молочника. Но нет; моя рука – более светлая уменьшенная копия папиной, и потому я знаю, что это не так. Мы едем от железнодорожной станции к нашему дому. Я имею в виду – к дому матери.
– Я удивлен, что ты ее помнишь, – говорит он.
– Помню? Обе доли моего головного мозга забиты полным собранием постбитловских записей Джона Леннона и Джорджа Харрисона, и это был не мой выбор!
Нет необходимости читать мысли, когда я вижу все, о чем он думает, по его лицу. Как его дочка – та самая, у которой был такой большой потенциал, докатилась до жизни такой: не взобралась на вершину мира, не разрушила его до основанья, сделавшись шестеренкой в машине среднего класса?
Как бы я хотела, чтобы можно было ему рассказать! Какой на самом деле была моя жизнь – тогда, когда они расходились, когда я врала напропалую о том, что ищу работу в Лондоне, и жила на самом лезвии ножа нищеты. Поняли бы они? Понял бы он? И дело не только в сексе – дело никогда не было только в сексе – дело в сердце тьмы.
Как бы я хотела, чтобы можно было ему рассказать! Какой на самом деле была моя жизнь.
И все же – что бы я выиграла, рассказав им? Ничего, что можно было бы вписать в хвастливую книжку и поставить потом рядом с моими фотографиями в день вручения университетских дипломов (черная мантия, тусклая улыбка, мои мысли: это последний раз, когда я делаю что-то с единственной целью доставить удовольствие родителям) или с дипломами по плаванию моей сестры Л. (голубой купальник, куча медалей, но она так и не перестала угождать окружающим). Ничего такого, что могло бы прибавить к нашей родовой фамилии суффикс «изм». Вот каково это – родиться у представителей поколения, которое воображало, что меняет мир, и не оправдать ни их надежд, ни их опасений.
Если это кого-то интересует, то я собираюсь весь вечер показывать маме фотографии нового дома, присутствовать на запоздалом домашнем ужине в честь моего дня рождения и остаться ночевать, жалуясь на моего бойфренда и работу. А после предаться сну в моей старой спальне и сесть на первый же утренний поезд. Если это кому-то интересно, то я – еще одно лицо в еще одной толпе. Даже по отношению к собственной семье.
– Этот поворот? Я уже почти забыл, где он, – вдруг говорит папа.
– Придется в следующий раз нарисовать тебе карту, – улыбаюсь я; я никому не скажу, что он соврал.
Он кивает. Что бы ни происходило в его жизни после развода, я об этом не знаю. На этот раз он даже не выключает мотор, притормаживая у входа, чтобы высадить меня. Счастлив он или нет, я не… ладно. Папа целует меня в щеку, и мы обмениваемся очень беглыми улыбками, прежде чем я захлопываю дверцу и ухожу в дом.
Вот и я, и что мне положено делать?..
Некоторые дни напоминают кино. У новой практикантки Алекс выдался день в духе «Где моя тачка, чувак?», а парень, чей стол стоит по диагонали от моего, скоро выяснит все о «Поездке в Америку». А вот мой сегодняшний день – определенно «Хороший, плохой, злой».
Хороший: «Какая у тебя красивая задница…» О, привет, Джайлс!
Плохой: «Не хочешь разыграть в лицах начальную сцену «Трудностей перевода»?» Буэ-э! Не-е-е-ет!
Злой: Потеряла целый день работы, поскольку, уйдя в астрал от музыки, которую слушала, нечаянно закрыла все свои «окна», не сохранившись. Себе на заметку: никакого больше Сан Ра на работе!
Ах! Мои мальчики любят меня, по-настоящему любят! И они всегда знают, что может заставить мое сердечко пуститься вскачь. Наконец-то прибыли два моих последних «деньрожденных» подарка: от А2 – подарочный сертификат на белье Figleaves, от А4 – подписка на London Review of Books.
– Боже, как хорошо оказаться дома! – проговорил Этот Парень, подойдя сзади и обвивая меня руками.
Я улыбнулась и прижалась к нему. Он казался более усталым, чем обычно; сказал, что выдалась долгая неделя.
