Книга Закодированный - Алексей Слаповский

– Не могу оценить: не помню, каким он был раньше.

– Это верно. Ну, к примеру: что такое… – Кобеницын подумал, чем бы озадачить для начала. И выдал из своей области, но доступное и другим образованным людям: – Что такое экстраверт?

– Человек, открытый отношениям с другими людьми. А интроверт, наоборот, закрытый человек, – легко и спокойно ответил Георгий.

– Надо же, – покачала головой Татьяна. – Первый раз такие слова слышу. Интересно, а я-то кто?

Кобеницын усмехнулся:

– Сам о себе человек не всегда правильного мнения.

Татьяна возразила:

– А кто же тогда правильного? Я просто не пойму, как можно определить? Открытый – закрытый… А если я для одних открытая, а для других закрытая?

– Это тонкости, мы о другом.

И он продолжил беседу с Георгием.

Довольно быстро выяснилось, что Георгий обладает кругозором намного шире среднего. Разбирается в политике, как внутренней, так и международной, в общественной жизни, в спорте. А также в литературе и искусстве – назвал имена художников Репина, Левитана и Дали и довольно много писателей из школьной программы и даже современных, о которых психиатр и слыхом не слыхивал. Он знал всё, о чем спрашивал Кобеницын, и явно мог бы сказать больше, если бы Кобеницын спросил, но врача ограничивал собственный кругозор, имевший ощутимые пределы из-за молодости и специализации, на которую он потратил годы учебы и практики.

Тем не менее Кобеницын копнул вглубь, пытаясь понять, что Георгию известно лучше, что ему ближе, и, исходя из этого, определить приблизительно его профессию или род занятий.

– В автомобилях разбираетесь? Карбюратор от инжектора отличите?

– В общих чертах.

– Финансы? – наугад спрашивал Кобеницын. – Сальдо, баланс, авизо, кредит, депозит, – перечислял он, сам не понимая значения половины слов.

– Сомневаюсь.

– Компьютеры? Софт, драйвера, инсталляция, утилиты, – пугал он Георгия терминами, которыми морочил его три дня назад юный и самоуверенный спец, вызванный для починки кобеницынского старенького компьютера и цедивший эти слова с убежденностью, что не знать их может только детсадовский малец (это Кобеницына, конечно, уязвило, вот он мимолетно и отыгрался на другом – впрочем, без злорадства).

– Слышал что-то.

Кобеницын спрашивал долго, составляя список и отмечая отрицательные ответы минусами, неопределенные галочками и более или менее утвердительные – крестиками. Все крестики оказались проставленными возле областей, которые, к сожалению, не позволяли идентифицировать профессиональную принадлежность Георгия, так как в этих областях каждый человек считает себя знатоком, то есть: политика (особенно внешняя), спорт, телевидение, здравоохранение. Георгий знал обо всем понемногу, но вразброс, отрывочно, без системы.

– Между прочим, – сказала Татьяна, – он когда болел, он во сне на немецком языке свободно говорил. И на английском, кажется.

– Так-так-так! – оживился Кобеницын. – А ну-ка, попробуйте!

– Ихь хайсе… Штрассе… Шпацирен… – неуверенно сказал Георгий.

– Так! А по-английски?

– Ай хангри… Еллоу субмарин…

– Во сне у тебя гораздо складнее получалось! – заметила Татьяна.

– Объясню! – воскликнул Кобеницын торопливо, словно опасался, что объяснит кто-то другой. – Мы за свою жизнь получаем огромное количество информации, но она хранится в пассивной памяти! То есть мы не помним того, что знаем!

– Как это? – не поняла Татьяна.

– Очень просто. Вы какой язык в школе учили?

– Немецкий.

– Читаете, разговариваете?

– Да ни черта.

– Вот! Но вы же учили слова и целые тексты!

– Само собой. Иначе как бы я четверку получила в аттестате? Я хоть и в деревне училась, но у нас школа самая большая в районе, учителя серьезные.

– Следовательно, все эти слова и тексты в вас есть! Они заложены, но не работают. Известны случаи, когда человек под влиянием шока вдруг начинал абсолютно свободно говорить на том же немецком или английском языке! И никакой фантастики – просто из его пассивной памяти высвободилось то, что он знал!

– А в футбол вот он играть вдруг начал, это как? – спросила Татьяна.

– И хорошо? – Кобеницын совершенно не интересовался футболом, и события, связанные с триумфом и падением Гоши-футболиста, ему не были известны.

– Очень хорошо. Это не по-немецки говорить, это же навыки иметь надо, правильно?

– Да, – задумался Кобеницын. – С другой стороны, теоретически можно допустить, что любой, кто хоть раз смотрел футбол, может заиграть в него, как чемпион мира. Если ему внушить, что он чемпион. Известны случаи, когда под гипнозом люди на рояле начинали играть, хотя до этого только и знали про рояль, что клавиши черные и белые и что их много, – похвастался Кобеницын своим остроумием.

– Но я ведь не под гипнозом, – напомнил Георгий.

– Верно. У вас получается какой-то… синдром Феникса! – сделал открытие Кобеницын. – То есть попадаете в огонь – и заново возрождаетесь. Но не таким же, а новым. Сначала вы были совсем как ребенок, потом у вас был пубертатный период, переходный, а теперь вы явно взрослый человек! То есть вы за короткий период проходите все этапы человеческой жизни.

– То есть он следующий раз может стариком очнуться? – спросила Татьяна.

– Вряд ли. Но вы в любом случае, если что, сразу ко мне!

Проводив пациента, Кобеницын начал делать записи в истории болезни. Он чувствовал возбуждение и подъем. «Синдром Феникса» – отличный термин, да и само явление достойно внимания, тут материала не на кандидатскую, а на докторскую может хватить – если найти еще два-три подобных случая.

(Потом, дома, он перерыл ревниво все имеющиеся книги, отыскивая, не открыл ли кто уже это явление. И убедился – никто не открыл, он будет первым!)

А Георгию и Татьяне опять, как в прошлый раз, встретилась на выходе Лидия.

– Что-то вы зачастили! – сказала она вполне любезно и приветливо. – А я вот анализы сдаю, сахар в крови обнаружили. Что ж тут делать, значит, сладкая я женщина! – улыбнулась Лидия. И пошла дальше.

– Я ее знал? – спросил Георгий.

– Подруга моя.

– Какая-то… Приторная какая-то женщина.

– Да? А тебе нравилась.

Георгий испуганно обернулся, Татьяна рассмеялась:

– Да нет, ничего такого не было!

3

После поликлиники Георгий выразил желание пойти в милицию и подать заявление – в письменном или устном виде, как примут.

– Не боишься? – спросила Татьяна. – Вдруг ты был вор, убийца, насильник? Тебя ищут – а ты сам явишься.