Книга Последний маршал - Фридрих Незнанский

— Слушаю вас, Маргарита Семеновна.

Бероева стала называть похищенные вещи и примерную их стоимость. Кто-то нехило поживился. Общая сумма похищенного уже перевалила за двести тысяч долларов, а Маргарита Семеновна и не собиралась останавливаться. Меня так и подмывало попросить ее забыть о своих проблемах и материальных потерях, с тем чтобы поинтересоваться насчет папки. Что касается Грязнова, то он будто забыл, зачем мы сюда приехали. В смысле — за чем. Он словно соскучился по своей работе, и, глядя на него, можно было заключить, что его вообще-то хлебом не корми, дай только за ворами и грабителями погоняться. В сущности, наверное, так и было, но мне никак не удавалось забыть о том, что мы с ним в этот исторический, так сказать, момент искали рыбу покрупнее. Я молчал, изнывая от желания заикнуться насчет папки, которую уже начинал ненавидеть, но тут, на мое счастье, речь зашла как раз о ней.

— Кажется, все, — закончила Бероева долгое перечисление своих потерь. — Сейчас я принесу вам вашу папку.

— Как?! — воскликнули мы с Грязновым в один голос.

Она посмотрела на нас удивленно:

— Разве не за ней вы приехали?

— Да, но мы думали…

Она кивнула.

— Не думаю, что они догадались распороть пальто.

— Пальто? — переспросил Грязнов.

— Воробьев собственноручно зашил папку под подкладку моего старого осеннего пальто, — объяснила она — Зашил он крепко, но из рук вон некрасиво, впрочем, я и не собиралась его носить. Он говорил…

— Где пальто? — не выдержал я ее многословия.

Слава посмотрел на меня с укоризной.

Она царственно повернула свою голову и холодно посмотрела на меня, будто спрашивала: кто это? А потом снова обратилась к Грязнову и с этой секунды имела дело только с ним. Я понял, что могу хоть на уши встать, — больше для этой ослепительной женщины я не существую. Все мужчинское во мне поникло от огорчения.

— Он говорил, — повторила она, будто и не слышала моего хамского вопроса, — что, если ко мне нагрянут воры, это не страшно. Все, что они унесут, можно или найти, или заново купить. Но если пропадет папка, то по последствиям своим это будет намного хуже. Что-то он еще говорил, но я сейчас не могу вспомнить. Вам принести папку?

— Да! — завопил я.

Она даже глазом не моргнула. Стояла и смотрела на Грязнова. Тот вежливо ей улыбнулся.

— Будьте так любезны, пожалуйста, — медоточивым голосом попросил он.

Мне стало противно, словно я съел таракана. Ладно, потерпим. Еще и не такое терпели.

Она вышла из комнаты. Грязнов мне подмигнул. Я показал ему большой палец. Почти сразу в комнату вернулась Маргарита Семеновна. В руках у нее действительно было пальто. Не скажу, чтобы старое. Могу даже сказать, что совсем не старое. Новое, одним словом. И потрясное.

— Здесь она, здесь, — сказала Бероева. — Распороть нужно.

— Турецкий, займись, — приказал мне Грязнов, и я ошарашенно на него посмотрел. Что это он командует? А потом понял: он говорит то, что приятно слышать Бероевой.

Я плюнул и бросился на кухню — за ножом. Здесь, как я уже сказал, тоже был погром, поэтому мне пришлось потрудиться, прежде чем я нашел нож — огромный, острый, сантиметров под тридцать. Когда, сжимая его в руке, я вернулся в комнату, Маргарита Семеновна попятилась. Но быстро взяла себя в руки и небрежно вручила мне пальто. Едва не рыча от нетерпения, я принялся кромсать подкладку.

Папка была зеленого цвета. Я хотел уже раскрыть ее, но Грязнов меня остановил.

— Одну минуту, — сказал он. — Маргарита Семеновна, у меня к вам серьезная просьба.

— Да, конечно, — с готовностью кивнула она.

— Скоро сюда подъедет оперативная группа. Вам, вполне естественно, будут задавать вопросы. Отвечайте на них обстоятельно и как можно более полно. Но ни в коем случае не упоминайте папку, которую вы нам только что вручили. Договорились?

— Но почему?! — удивилась Бероева. — Впрочем, это ваши проблемы. Папку я вам дала, а вы, будьте добры, найдите мне мои драгоценности и остальное.

— Могу вас заверить, что дело ваше будет под моим особым и неусыпным контролем, — заявил ей Грязнов. — Еще раз прошу вас никому не говорить ничего об этой папке. Дело это государственной важности. И, поймите меня правильно, это просто в ваших интересах.

— Да о какой папке вы мне все время талдычите? — раздраженно воскликнула Бероева. — Знать ничего не знаю о какой-то папке. Кто я, по-вашему, — секретарша?!

— Очень хорошо, — широко улыбнулся ей Грязнов. — Просто замечательно. Значит, здесь мы с вами нашли полное взаимопонимание.

Мы составили протокол об изъятии, вернее, добровольной выдачи папки на стольких-то листах, но более подробный перечень находившихся в них документов и материалов решили отложить до приезда в Генпрокуратуру. И стали ждать прибытия в квартиру Бероевой дежурной оперативно-следственной группы.

4

Это была сплошная бухгалтерия. Мы сидели с Грязновым на заднем сиденье и листали страницы из папки, а машина везла нас к Меркулову. Мы таращились и пытались понять, что может стоять за цифрами, датами и встречающимися время от времени инициалами.

Иногда мы синхронно поднимали друг на друга глаза, и каждый убеждался, что второй из нас такой же дурак, как и первый. Облегченно вздохнув, мы вновь опускали головы и так же старательно изучали ровные строчки. К Меркулову приехали расстроенными и опустошенными.

…Я был уверен, что Костя поймет меня и не станет очень уж ругать за то, что привез с собой Грязнова. Кому, как не Меркулову, знать, что Слава — самый проверенный человек из всего Московского уголовного розыска и именно он может нам помочь в тех поисках, которые мы затеяли на свой страх и риск.

— Что он знает? — спросил меня Костя, после того как обменялся с Грязновым рукопожатием.

— Все, — ответил я.

— Да?! — удивился Меркулов. — Значит…

— Нет-нет, — с мягкой улыбкой перебил его Грязнов. — Я знаю на самом деле очень мало. Я знаю, к сожалению, столько же, сколько и Турецкий.

— Это не так уж мало! — запротестовал я, поняв, что дал маху, — все в этом деле пока никто не знает. Кроме, может быть, руководителей Стратегического управления — или как они там себя называют? Вождями?

Меркулов кивнул.

— Я так и думал, что ты знаешь не больше нашего, — сказал он. — Итак, господа, прошу садиться. Разговор предстоит серьезный.

— Турецкий обещал коньяк, — вспомнил вдруг прощелыга Грязнов.

— Я?! — как можно натуральнее удивился я. — Не помню…

Меркулов успокоительно поднял руку.

— Будет коньяк, — улыбнулся он. — Но после разговора.

— Согласен, — тоже улыбнулся Грязнов. — Надеюсь, у тебя настоящий французский.