Книга Опасное хобби - Фридрих Незнанский

А дверь, выходит-то, была открыта. Для кого? Господи, ну надо же быть таким идиотом! Да для него, для Вадима, конечно! Вот для кого разыгрывался весь этот спектакль с незапертой дверью. Трагическая развязка…

Но почему он тогда уж, для полноты, так сказать, картины, еще и милицию не предупредил, что преступник скорее всего в доме? А кто сказал, что не предупредил? Может, как раз в эту минуту оперативники и поднимаются по лестнице…

Вадим тут же метнулся к двери, приник к глазку, прислушался, но на лестнице никого не было.

Так, расписка-то Бая есть… а где же миллион? Димка его украл! Ясно как Божий день. И эта расписка выглядит теперь его собственным обвинительным заключением. Потому что свидетелей передачи денег у Бая окажется ровно столько, сколько ему потребуется.

Вадим тяжело выдохнул застоявшийся в легких воздух и вдруг подумал, что, может, зря он валит на Бая?.. Но тогда кто же? Эти придурки рэкетиры? А впрочем, почему бы и нет? Но дверь-то, дверь! Эти, наоборот, захлопнули бы, да еще на все запоры заперли, чтоб и открыть-то потом не сразу.

Вадим провел ладонью по лбу и заметил, что она мокрая, будто под краном держал. Все! Что бы ни произошло, в любом случае здесь он теперь лишний. Нет его здесь, и никогда не было. Утром был, забрал картины, отдал Баю, взял расписку, а денег никаких не брал. А те, что в кейсе, там, в машине, те за совсем другие дела. Если угодно — картина жены. И — никаких!

Глядя под ноги, он вернулся в кабинет. Вынув из кармана носовой платок и накинув его на пальцы, как этот жест демонстрируют в каждом фильме все оперативники, чтобы не оставлять следов, Вадим попробовал открыть дверцы письменного стола — глухо. В этой сейф, значит, не лазали. О нем как-то обмолвилась Ларка. Искать у деда ключи — гиблое дело, у него кругом сплошные секреты… Хотя постой! Ларка говорила… да, точно, есть у деда старый матерчатый чемодан. На антресоли!

Осторожно ступая по ковру, чтобы, не дай Бог, не раздавить еще чего-нибудь, хватит уже, и без того придется эти замечательные ботинки выбросить где-нибудь, стекла ж наверняка на подошвах следы оставили, Вадим прошел по комнатам с пустыми стенами, вышел на кухню. Придвинул табуретку к антресоли. Кинул на нее газету и забрался. За дверцами была такая пылища, что и не хочешь, а наследишь. Вадим внимательно оглядел свалку из сумок и чемоданов, мешков и свертков и заметил наконец в самом углу неприметный такой клетчатый рулон — свернутый в трубку мягкий матерчатый чемодан. Осторожно, благо ростом природа не обидела, вытащил его, закрыл дверцы, табуретку поставил на место, а на газете развернул матерчатый сверток.

Вот оно! Батюшки святы! Ай да дед! Ведь и в голову не придет искать в таком зачуханном мешке, внутри рванья, Малевича, Кандинского, Шагала… Самое-самое, за чем так страстно охотился Бай, подлюка. И все расспрашивал, а что еще, а нет ли того-этого, да быть того не может, чтоб не было…

Да, вот уж этого вполне достаточно даже на краю света…

Вадим осторожно свернул все обратно, обернул газетой, осторожно открыл дверь, еще раз огляделся, теперь-то уж точно в последний раз, и, мысленно попросив у деда прощения, аккуратно и почти бесшумно защелкнул за собой входную дверь. После чего платком вытер дверную ручку…

…Именно теперь, понял он, следовало быть предельно осторожным и внимательным, не терять бдительности ни на секунду. И так до самых последних секунд в этом городе, точнее, в этой стране.

Из телефона-автомата на Садовом кольце бы позвонил Кисоте. Та немедленно, будто с нетерпением ожидала его звонка, сняла трубку — голос был у нее приятно мелодичный и чуточку загадочный. Его же заметную одышку она, конечно, приняла за естественное волнение по поводу предстоящего свидания. Предстартовое волнение.

Справившись о ее настроении и служебных делах, с которыми пора бы уже и кончать, Вадим предложил Алевтине Филимоновне слегка изменить условия встречи, чем, возможно, насторожил ее. Но он не стал томить душу одинокой и голодной девушки и сказал, что около половины седьмого будет ждать ее на Солянке, возле института с колоннами, кажется, чего-то медицинского, а ей надо будет пройти всего два шага, зато не надо светиться у подъезда ее министерства. Алевтина сразу же согласилась. Вадим так и понял, что время она выбрала не из-за работы, а чтобы сплетен избежать. А кроме того, ей и самой уже не терпелось продолжить так удачно начавшуюся игру.

Жила Алевтина в удобном месте, в Филях, в доме розового, или, как его еще недавно называли, цековского кирпича. И двухкомнатная квартира представляла собою нечто!

Вадим прошелся по комнатам и вполне оценил вкус хозяйки. О чем не преминул немедленно доложить, за что был вознагражден искренней благодарной улыбкой, а следом — несколько робким, однако для начала очень даже впечатляющим, хотя и беглым, поцелуем в щеку, около кончика усов. Отлично!

Хозяйка пожелала принять душ после работы. Вадим был послушен, как ребенок. Но пока журчала вода, выдернул обе вилки из телефонных розеток. Она вышла свежая, хорошо пахнущая, в тяжелом, как у Ларки, парчовом халате. Черт побери, никуда от аналогий не денешься, помешались они на этих царских одеяниях, что ли? Вадим ворчать-то ворчал про себя, а на самом деле нравился ему этот Ларкин халат — твердый, будто из дерева. А как он распахивался навстречу ожидаемой ласке! Нет, ничего. Возбуждает. И это то, что сейчас надо.

— Никаких кухонь! — решительно заявила Алевтина. — Кухня для обыденности. А праздник для души можно сотворить только там, где отдыхает тело.

И снова пахнуло на Вадима рассуждениями супруги: правда, у нее эти мысли звучали грубее, конкретнее. Она знала местопребывание собственной души, о чем часто сообщала Вадиму, задыхаясь от переполнявшей ее сытости. Господи, ну когда же наконец он избавится от этого наваждения! Ведь ни о чем подумать нельзя, чтобы она тут же не возникла перед его внутренним взором, да еще в таком виде, в позе такой, что… а!..

Летнее солнце еще и не помышляло об уходе на покой, когда милая парочка, а иначе их назвать уже было бы грешно, готова была от легкого, но достаточно вкусного стола с хорошим шампанским для дамы и джином с тоником для кавалера перейти к более утонченным ласкам, чтобы ублажать, вопреки уверениям Алевтины — неугомонной почему-то именно сегодня, — не душу бессмертную, а именно тело, тело и еще раз тело.

«А она, оказывается, совсем даже ничего, — ощущая тепло, растекающееся по жилам, думал одобрительно Вадим. — То, что нужно в данный момент. И кожа отменная, будто замша, теплая, ласкающая ладонь».

Он гладил ее, постепенно доводя до бешенства, но кажрый раз останавливаясь, едва она готова была закатить глаза. Рано еще, подруга, потерпи, испытай все муки неутоленного желания. Все придет в свое время. А насладишься ты не здесь, на этом диване, покрытом персидским ковром, прямо вот так, в открытую, напропалую и до упора, а в своей собственной кровати, в той, другой комнате. И это надо прежде всего тебе самой, чтобы крепко запомнилось и не показалось случайной связью от обычной нужды. А пока терпи и дозревай…