Книга Повелитель разбитых сердец - Елена Арсеньева

Я думала, мы так и будем общаться в Пале-Рояле (в бывшемдворце герцога Орлеанского теперь море не только антикварных магазинов, но ичудных кондитерских), однако Мишель ведет меня через дорогу к Лувру. Ну что ж,будем вкушать духовную пищу, тем паче что в Лувре я успела побывать только раз,а что там можно увидеть за один раз?!

Мишель переводит меня через дорогу, придерживая под локоток.Я чувствую себя как-то неловко: у него совершенно бесплотная рука, и касаниенастолько эфемерное, словно со мною рядом движется бестелесный образ. И вдруг ясоображаю, что Мишель очень похож на портрет молодого Оскара Уайльда. Этакийизысканно-тонкий, томный силуэт… Правда, в ту пору волосы мазали бриолином, амой новый знакомый пользуется гелем. Однако – пардон, конечно! – особенныепристрастия литературного гения общеизвестны. А что, если и мой новый знакомец…

Нет, глупости, конечно. Зачем бы ему тогда обращаться вбрачное агентство?

Мы входим под своды Лувра и останавливаемся у огромногозастекленного пространства, через которое виден один из залов, уставленныйскульптурами.

Я забываю обо всем. Безусловная красота – вот что менябольше всего притягивает в искусстве, а здесь она именно что безусловная. Какоесчастье, что нет сверкающей бронзы! Не люблю этот начищенный блеск. Здесьтолько мрамор и чугун, самые красивые, по-моему, материалы для скульптур. Междустатуями стоят кадки с прелестными деревцами, и такое ощущение, что мы смотримв сад, где гуляют или сидят некие высшие существа – столь прекрасные, что люди,посетители Лувра, кажутся по сравнению с ними просто неудачей, а то и ошибкойприроды. То-то они ходят как-то скованно, смотрят робко, порою начинаютрастерянно озираться…

– У меня дома тоже есть прекрасная статуя, – раздается рядомсо мной голос Мишеля. Господи, я совсем забыла, с кем я здесь и зачем. – О нет,это не античная скульптура, – успокаивает Мишель, который по-своему понял моеизумление. – Это современная работа из современных материалов.

Понимаю… К современной скульптуре у меня отношение плевое.Недалеко от Лувра находится величественная – чистая готика! – церковь СвятойМаргариты. Нормальных статуй святых там маловато, зато натыканы какие-тоизвилистые, бесформенные деревяшки, изображающие Христа и Деву Марию. У однойстатуи вместо тела перекореженная стиральная доска, а может, это винтоваялестница, точно не скажу. Если Мишель предпочитает такой стиль в искусстве, мнебудет трудновато с этим смириться…

– Только не подумайте, что это какой-нибудь бесформенныймодерн! – значительно поднимает палец проницательный Мишель. – Статуя выполненав классическом стиле, ибо скульптора вдохновляла столь совершенная модель, чтоу него отсохла бы рука, попытайся он исказить хоть одну ее черту.

Интересно, а почему не отсохла рука у того злодея, которыйизобразил Иисуса с телом, подобным винтовой стиральной доске?! Впрочем, откудамне знать – может, и отсохла, только это держится в строгой тайне.

– Валентин, – вздыхает Мишель, – ах, шерри Валентин…Надеюсь, вы не станете возражать, если я буду называть вас Наташей?

Вот так номер!

Не скажу, чтобы я была в таком уж безумном восторге отсвоего имени. Но Наташей быть совершенно не хочется. Знаменитый анекдот («Нунадо же, такая маленькая, а уже Наташа!») немедленно приходит в голову ипомогает сохранить чувство юмора:

– Вам что, очень нравится та песня, которую поет Иглесиас?Но тогда уж не Наташа, а Натали!

– Кто такой Иглесиас? – рассеянно спрашивает Мишель. –Впервые слышу. Нет, Натали – это не то. Совершенно не то! Именно Наташа! Ведьее звали Наташей!

Я моргаю. Какая-то у меня очень однообразная реакция наприколы моих женихов. С Аленом моргала, теперь вот с Мишелем…

– Видите ли, Валентин, – снова вздыхает он, – у меня ужебыла русская девушка. Я обожал ее. Она была смыслом моего существования! Онапрожила со мной месяц, а потом бросила меня, жестоко бросила, чтобы выйти замужза какого-то боша [27]. Этот бош был так отвратительно прагматичен! У негодомик где-то около Гамбурга, представляете? Как противно звучит это слово –Гамбург! Проза, убогая проза!

На мой взгляд, ничего убогого в домике «где-то околоГамбурга» нет. А слово «Гамбург» звучит очень даже аппетитно. Наверное, потому,что я люблю гамбургеры.

– Наташа заявила, что больше не хочет быть Клеопатрой,Нефертити или царицей Савской, – плаксиво бормочет Мишель, а лицо его сжалось вкулачок, словно у обиженного ребенка. – Сказала, что любовь – это не театр, чтоона хочет, чтобы любили ее, а не куклу, одетую в исторические тряпки. Но я немогу забыть ее! Теперь мне осталось только ее изображение, которому япоклоняюсь, как язычник – идолу. Но мне нужна живая женщина, живая Наташа!

Таращусь на Мишеля во все глаза и постепенно начинаю кое-чтосоображать. Значит, в образе красотки Наташи он имел Клеопатру, Нефертити ицарицу Савскую – оптом и в розницу. Потом ей осточертела эта ерунда, что вполнепонятно. На ее месте я бы тоже предпочла боша из Гамбурга вместе с его домиком.Потом Мишель попытался заменить живую любовницу статуей, но, кажется, счастьяэто ему не принесло. И вот следующий номер программы: он будет иметь меня,глядя на эту куклу «в классическом стиле, но современной работы, из современныхматериалов»?

– Знаете что, Мишель? – говорю я задушевно. – Зовите меняпросто Вася! Оревуар! Прощайте!

И, не моргнув глазом, оставляю его навеки.

Я возвращаюсь через Пале-Рояль, и ноги мои снова забиваютсябелой пылью. Совершенно как вчера в Тюильри! И, что характерно, налицо такойже, как вчера, облом в устройстве личной жизни.

Выслушав мой отчет, Николь краснеет, как помидор:

– Кошмар какой! Мне он показался нормальным человеком,правда, немножко слишком утонченным. Я еще удивилась, что ему нужна именнорусская девушка. Обычно русских невест ищут более трезвомыслящие мужчины, аэти… поэтические натуры… – она презрительно фыркает, – предпочитают красоток изВосточной Азии. Фетишист несчастный! Но ты не огорчайся, Валентин, завтра утебя намечена еще одна встреча.

– А потом? – на всякий случай уточняю я.

– Ну, – мямлит бедная Николь, – пока у меня на приметебольше никого нет, но я сегодня еще не смотрела свою электронную почту… Ивообще – надо обновить твои данные в моем каталоге. Понимаешь, Валентин, ты умногих вызываешь интерес, но… – Глаза ее становятся несчастными. – Понимаешь, утебя ведь есть ребенок, а не всякий мужчина согласится… Хотя это дурость,конечно.