Книга Список Магницкого, или Дети во сне не умирают - Александр Филатов

Больные и я – ситуация обычная в обеденный час.

На втором этаже появился контролер Арсений Горбатый, молодой драчливый парень с огромным деревянным молотком-киянкой (предназначен для простукивания стен в поисках дефекта, дающего шанс на побег; как и другое, имеет в тюрьме второе, более значимое использование). Арсений открывает дверь в баню. Сначала ударом ноги, потом – киянки отгоняет вглубь самых нетерпеливых. Потом он просто лупит всех подряд, направо-налево, куда ни попадя. Слова Арсения знаменательны: «Бани хотели?»

Другой раз он бил сидящего больного ногой в «стакане». Побои в ПБ нередки. «Что делать, если они по-другому не понимают?» Побои производят за углом, не в коридоре, где «видит» и пишет видеокамера. Чаще их производят науськанные санитары-зэки. Они знают «приемы». Некоторые – «мастера».

Эти случаи не вопиют, по сравнению с первой половиной 80-х прошлого века на Дворянском спеце. Там у нас был доктор-психиатр Вася, не помню фамилии. Вася занимался карате. Дрессировал и меня с приятелем Сережей Е., тоже психиатром. Мы ходили в широких штанах, не поворачивались к больным спиной, ждали нападения. Его все не было. Тогда Вася один, другой раз ударил больного на приеме. Потом он вызвал больного сурдомутизмом, которого показом черепа прежде пытался разговорить наш начальник, зеленкой, ориентируясь на висевшую на стене карту человеческого тела, отметил на его коже болевые точки и по-каратистски пятками принялся лупить больного. Тот упал. Вася вошел в раж, он кричал упавшему: «И ты со своей жертвой так? И вот так?!» Мы Васю едва утихомирили. Вася устал. Вытирая пот, он оправдывался: «А если бы, А. В., он вот так с твоей женой? Дочерью? Сыном? Матерью?»

Больной тоже отдышался. Его увели. Он не мог ничего рассказать, поскольку был глухонемым. Писать не мог – врожденная умственная отсталость. Других глухонемых, кроме него, в отделении не было. Вася мог чувствовать себя безнаказанно, если бы я не пригрозил написать на него рапорт в случае повторения нынешних экзерсисов. На что Вася твердо отвечал: «Я раньше напишу, что это ты избиваешь больных!» Он чувствовал себя уверенно не только потому, что жена, у которой он был «под каблуком», работала воспитателем в отряде, позже – адвокатом, а потому, что практика избиения больных была не нова и повсеместна.

27.05.10

Закрытие больных в бане в обед повторилось. Опять множество тумаков и неприятных эмоций. В остаток дня вернулись к побегу Астахова. Сообщили, что кем-то запущен слух, что это я не закрыл, уходя, дверь. Я возмутился: «Все четыре, что ли? Я ушел в шестнадцать часов, а побег состоялся в шестнадцать пятьдесят». Злые язычки поприжали. Но «за побег Астахова» сняли премии и квартальные со всех медиков ПБ. Астахова найти не могут. Объявлен всероссийский розыск.

Врач Далиев зажимал замужнюю медсестру Мойру. Потом, утомившись, лег спать на кушетку. Не отпуском, так сном украл часть работы. Проснулся. Я спросил его про вчерашний день, когда он отпрашивался съездить в Институт усовершенствования врачей «узнать о сертификате». Чингис уже и забыл про поездку. Он даже не знает, где расположен институт, в который вчера будто бы ездил.

В мае под различными предлогами он не выходил на работу четыре раза.

28.05.10

Банщик Роман – подполковник. В чем он проштрафился, чтобы так «опуститься»? Отставной банщик В. Поспешев «пристроен» на корпус.

31.05.10

Видел врача Грымова Алексея Вадимовича. Вновь судится с УФСИНом, и вновь успешно. Уволен за то, что полтора года был в отпуске: суммировал, что за предыдущие годы задолжали: давали 30 дней вместо 60 (на гражданке 62). Через суд Грымова восстановили. Он вошел в Бутырку и скрывается в стенах Кошкиного дома: живет нелегально, «привидением», поскольку справедливо опасается, что, если выйдет на территорию, назад могут не впустить. Вопрос с питанием решает, как и все – ест баланду душевнобольных. Несколько дней Грымов не стирался. Зарос, провонял: «Забыл взять нижнее». Грымов – калька добродушного деда из американских фильмов, только без передних зубов (выбил инспектор Горбатый, когда по пьяни у ворот тюрьмы дрались то ли за проститутку, приведенную на всех «за пятихатку», то ли за место у теплой трубы на лавке, где спало пятеро сотрудников). Я неоднократно предлагал скинуться Грымову на вставные зубы, «чтобы нас не позорил». Коллектив не поддержал.

Главное событие понедельника: умер Барутян Арутюн Акопянович, 1962 г. рождения. Будто наркоман, но предплечья чистые. Будущий труп пришел в субботу: «ломка». Помощь не оказывалась из-за обычного небрежения и отсутствия лекарств.

По распоряжению Алексина «крайняя», т. е. новенькая процедурная медсестра, калмычка Наташа, делала трупу реанимационные уколы, «чтобы грамотно отписаться». Полный курс отставили, испугавшись, что эксперты догадаются.

Сестра Л. Цветикова с опером Серпуховым «приглаживали» тексты объяснений. Посмертный эпикриз Гордеева предложила написать мне. Я сослался на занятость: вместо начальника послали на прием граждан. Поручили Анжеле. Она не умела. На терапии тоже кто-то умер. Я предложил Анжеле пойти туда и «переписать», что она и выполнила.

02.06.10

На утреннем обходе медсестра Цветикова (третий раз замужем, муж – опер, ходит в золоте, как елка) придралась к выписанному больному Аханесяну, требовала показать руки, не спрятал ли он предназначенные к проглатыванию таблетки. Аханесян таблетки съел, но руки показывал не очень старательно (Цветикова не любит нерусских, всегда голосует за ЛДПР). Слово за слово, Аханесяна отвели в «стакан». Он огрызался. Два контролера били его в «стакане» ногами. Главврача в ПБ не было. Я сообщил о происходящем сидевшей в кабинете начальника Гордеевой. Та отмахнулась. Аханесяна, «чтобы не выл», перевели в «резинку». В 15.30 бивший Аханесяна контролер попросил терапевта посмотреть Аханесяна в «резинке», «а то еще умрет ночью».

Накануне я попросил престарелую медсестру Т. Н. Кроликову (жертву интриг Владимирского централа, будто кто-то там из-за нее умер – инфо или наговор от женщины-врача, стажировавшейся со мной в институте имени В. П. Сербского) сделать больному модитен-депо (французский препарат богат осложнениями). Все на свете путающая старушка («бывший психолог») зачем-то набрала два шприца… Сделав укол, спросила: «Еще кому?» Больше было некому, но, «чтобы добро не пропадало», «добрая баба Таня» заставила спустить штаны и сделала укол больному Романову, ожидавшему в коридоре вывода на следственные действия.

Анжела с утра в слезах. Дома? Хам-начальник? Аппарат Фоля, ради которого она училась две недели, не работает. В том числе и из-за личных проблем Анжела, которая ведет 37 больных (я – 68), их не смотрит. Анжелова 467-я камера стучалась весь день, требуя доктора.

Грымов живет в таблеточной четвертого этажа.

Решено уволить калмычку-стажерку процедурную медсестру Наташу Карманникову. Будто и сигаретами в ПБ подторговывала (видел: просто угостила больного сигаретой; инспектора дают пачками), и иглу от шприца дала надоедливому наркоману Амельченко. Попалась она или оклеветали, разницы нет. В тюрьме люди – говно. Ни стыда, ни совести, ни самоуважения… Гордеева и Алексин час уговаривали меня фальсифицировать истории болезни: люди поправились к 20-му числу и заполнять выписной эпикриз 20-го, но ставить 23-е, ближе к этапу, «чтобы не было длинного срока между выпиской и реальным уходом, а то они после выписки у нас без согласия сидят». Отказывался делать подлог, мотивируя… суммарной зарплатой в 20 тысяч рублей. Материальный предлог понимаем, о чести и достоинстве – говорить впустую.