Книга Третье лето Союза «Волшебные штаны» - Энн Брешерс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Взаимно, — искренне сказал он. — А я сразу понял, что вы родственницы. Вы такая же красавица, как и Кармен.
Если бы Кармен услышала этот комплимент от кого-то другого, она бы закатила глаза и велела мистеру лицемеру проваливать. Но в исполнении Вина похвала выглядела такой искренней и милой, что Кармен покраснела от удовольствия. Впрочем, ее мама тоже.
— Спасибо. Мне всегда приятно, когда говорят, что мы похожи, — сказала Кристина. Кармен была сбита с толку необычностью происходящего. — Кармен меня сегодня спасла, — доверительно сообщила Кристина Вину. — Мой муж не смог прийти на занятия, и Кармен его заменила. Теперь она мой тренер и партнер. Представляете? — Кристина рассмеялась, и тут же глаза ее наполнились слезами. Кармен слышала, что беременные обладают повышенной эмоциональностью. В этом смысле ее мама была эталоном!
Вин внимательно слушал Кристину, а потом посмотрел на Кармен.
Господи, как она мечтала, чтобы мальчик посмотрел на нее вот так! Но сейчас все было по-другому. Присутствие мамы многое меняло.
Кармен раскрыла было рот, чтобы наконец сказать хоть что-то, как вдруг застыла от ужаса.
— Боже мой! Мне пора идти за Валией. Я уже страшно опоздала. — Ей показалось, что она уже слышит душераздирающий вопль с восьмого этажа.
— Я с тобой, — сказала Кристина, догоняя Кармен у лифта.
— Пока, Вин! — прокричала Кармен через плечо.
Вид у него был довольно грустный, когда она помахала ему из-за закрывающихся дверей. Как только лифт рванул вверх, Кристина восторженно воскликнула:
— Он… он просто душка! И как он на тебя смотрел!
Кармен покраснела:
— Да, он… довольно симпатичный. — Она не хотела, чтобы мама видела ее идиотскую улыбку, но никак не могла сделать серьезное лицо.
— Симпатичный? Он не просто симпатичный! Откуда ты его знаешь?
Кармен пожала плечами:
— Да я его не особо знаю. Хотя нет, в каком-то смысле знаю. — Она прикусила губу. — А вот он меня совсем не знает.
* * *
Четыре вечера подряд Тибби приходила на работу раньше, чем нужно, чтобы убрать мусор вместо Маргарет. Это было нелегко, ведь Маргарет работала в кинотеатре уже двадцать лет, и сложно было сделать что-либо лучше, чем она.
— Спасибо огромное, Тибби, — каждый раз благодарила Маргарет, увидев пустые баки. — Это так мило с твоей стороны!
— Услуга за услугу, — улыбалась Тибби.
Сегодня Маргарет, как обычно, направилась к своему шкафчику, открыла его (внутри не было ни картинок, ни фотографий) и достала кардиган — все эти нехитрые манипуляции она проделывала каждый вечер. Тибби знала, что затем Маргарет сядет на автобус на Висконсин-авеню и поедет домой, куда-то на север. Тибби понятия не имела, как Маргарет проводит свободное время, но была почти уверена, что проводит она его в одиночестве. Внезапно Тибби осенило.
— Маргарет?
Маргарет обернулась.
— Может, пойдем куда-нибудь поедим?
Маргарет застыла в изумлении.
— Если хочешь, просто перекусим. Здесь за углом есть неплохой итальянский ресторанчик.
Почему бы не провести время с одиноким несчастным человеком? Тибби была довольна собой: только истинный альтруист способен на такие поступки.
Маргарет огляделась по сторонам, словно ища того, к кому обращалась Тибби. Она откашлялась:
— Что, прости?
— Пойдем поужинаем?
В глазах Маргарет отразился испуг.
— Вместе?
— Ну да. — Тибби подумала, что, наверное, переборщила.
— Ну что же, можно, наверное.
— Отлично.
И они пошли в итальянский ресторан. Тибби ни разу не видела эту женщину за пределами кинотеатра и частенько задавалась вопросом: была ли Маргарет где-нибудь, кроме кинотеатра? В бледно-розовом кардигане, белой блузке, тоненькая Маргарет походила на жертву какой-то жестокой и страшной войны.
— Ну как тебе здесь? — спросила Тибби, придерживая входную дверь.
— Н-ничего, — дрожащим голосом ответила Маргарет.
Тибби и раньше бывала в этом ресторане, и ей здесь нравилось, но теперь оказалось, что это шумное, прокуренное, темное заведение. Какое-то не такое.
Официантка показала им стол, и Маргарет присела на краешек стула, напряженная, как натянутая струна, готовая в любую минуту убежать отсюда.
— Здесь хорошая пицца, — неуверенно сказала Тибби.
Ест ли Маргарет пиццу? Ест ли она вообще? Маргарет была ужасно худенькой, почти как ребенок, и только морщинки и седые у корней волосы выдавали ее возраст. Тибби знала, что Маргарет около пятидесяти, но вела она себя, как застенчивый подросток. Интересно, почему она такая? Может, из-за какого-то несчастья? Потери? Наверное, случилось что-то ужасное, и Маргарет так и застряла в четырнадцатилетнем возрасте.
А может, она сама сознательно сужала и сужала дорогу своей жизни, отсекала от нее все тропинки, пока ей не осталось лишь влачить однообразное, монотонное существование?
Боялась ли Маргарет любви? Могло ли такое быть? Наверное, она замкнулась в себе как раз тогда, когда к ее сверстникам пришла любовь.
Тибби пытливо посмотрела на Маргарет. Ей безумно захотелось сказать что-нибудь такое, что заставило бы Маргарет улыбнуться, почувствовать себя комфортно.
— Может, съедим пасту? — предложила Тибби. — Я слышала, здесь ее хорошо готовят.
Маргарет с таким ужасом разглядывала меню, словно это был тест на уровень интеллекта.
— Даже не знаю, — проговорила она.
— Или салат? — Тибби была в отчаянье. — Или ты не любишь такую еду?
Маргарет кивнула:
— Может быть, салат…
Тибби стало безумно грустно, потому что она поняла: Маргарет не хочет огорчать ее. Она терпит страшные мучения ради Тибби и не испытывает от похода в ресторан ни малейшего удовольствия.
Так кто из них альтруист?
Тибби почувствовала себя полной дурой. Она вытащила Маргарет из ее жизненного пространства, думая, что делает полезное дело. Но Тибби не спасала одинокую женщину, а, наоборот, мучила.
— Знаешь, что-то расхотелось есть, — как можно более веселым тоном сказала Тибби. — Может, вернемся к кинотеатру и купим по мороженому, а потом я провожу тебя до остановки?
На лице Маргарет отразилось огромное облегчение, и Тибби была счастлива.
— Отличная мысль!
Тибби вдруг вспомнила фразу, которую повторял на всех семейных праздниках ее дядя Фред. Когда родители жаловались, что дети быстро растут, он неизменно говорил: «Что же, взросление — это, конечно, грустно, но его альтернатива еще грустнее».