Книга «Попаданец» в СС. Марш на восток - Максим Шейко

* * *

Как показал последующий разбор полетов, все оказалось не так уж и плохо. На дороге Ганс провалялся всего пару минут. Поднявшись с помощью Клинсманна на ноги, он смог почти самостоятельно добрести до ближайшей целой хаты и даже не забыл подобрать по дороге свой верный МП. Там его и отыскал Геро через тридцать минут после окончания боя.

Ганс сидел на табуретке и шипел, как килограмм шкварок на раскаленной сковородке – ротный санитар при тусклом свете двух керосиновых ламп пытался приладить на место полусрезанный снарядным осколком кусок кожи на его голове. Выглядел Ганс жутковато: в потрепанном камуфляже, обляпанный грязью и кровью с ног до головы, светлые волосы с левой стороны слиплись и потемнели от крови, кровью также была измазана вся левая сторона лица и часть шеи. На фоне темного лица, покрытого маской из засохшей крови и смешанной с потом пыли, резко выделялись светлые глаза и зубы, неестественно отблескивающие в полутемном помещении. Больше всего Нойнер сейчас напоминал упыря, выкопавшегося из могилы пару часов назад и уже успевшего за это время кого-то загрызть. Именно это Геро ему и сообщил, рассматривая лежащую на столе пробитую каску, спасшую Гансу жизнь, и застрявший в ней зазубренный осколок снаряда, едва его этой жизни не лишивший.

– Пошел к черту со своими шуточками! Как там в роте?

– Нормально все. Село взяли, никто не ушел, батарею захватили. Сейчас перегруппируемся и укрепимся так, что утром нас целый полк с артиллерией отсюда не выбьет.

– Хорошо. Потери?

– Раненых двадцать семь, считая тебя. Тяжелых – восемь, их всех уже доставили к батальонному врачу. Вроде жить будут. Взводные все в строю. Крамера слегка зацепило, но он сам перевязался – ничего серьезного.

Убитых – двенадцать, считая «Счастливчика».

– Какой он на хрен после этого «Счастливчик»?!! – Санитар, накладывая повязку, в очередной раз зацепил лоскут кожи, и Ганс снова зашипел, как рассерженный кот. – Как его угораздило?

– В конце уже, когда последние дома зачищали. Влетел в хату, а там баба какая-то в форме – то ли санитарка, то ли связистка – хрен поймешь. Ну, он на нее и уставился, как баран, а она револьвер достала и две пули ему в живот всадила.

– Ну и дурак! Нашел время на баб пялиться! Почему он вообще первым в дом полез? Гранату почему не кинул? Кто там был еще?

– Сам же сказал: «дурак». Вот и полез впереди всех. С ним Крамер был со своими парнями, но он не успел просто, только бабу эту потом пристрелил.

– Мда, не повезло «Счастливчику»…

– Не бери в голову, Ганс. Если парень за год не научился стрелять, прежде чем думать, и кидать гранату, перед тем как войти, то шансов у него все равно не было. Не сегодня, так завтра…

– Тоже верно… Ладно, остаешься за старшего, а я к Бестманну. Эй ты, живодер, закончил?

– Jawohl, оберштурмфюрер! Сейчас только край бинта обрежу… – санитар засуетился, приводя наложенную повязку в надлежащий вид. – Готово!

– Угу.

Ганс осторожно потрогал повязку, повесил на плечо пистолет-пулемет, выдернул из стола свой штык-нож, покосился на лежащую рядом каску и шагнул в темноту за порогом.

Бестманн отыскался на западной окраине села.

– Как башка, Ганс?

– Нормально, только шкуру порвало, но скальп вроде на месте. Как у нас дела?

– Все в порядке. Кстати, мои поздравления – ты отлично сработал, вовремя батарею взял. Эти ублюдки уже начали разворачивать пушки, еще бы немного – и начали бы по нам в упор палить!

– Точно. По мне вот пальнули.

– Слышал. Тебе и твоим парням очень крупно повезло, даже больше, чем ты сам думаешь. Мы перетрясли все трофейные боеприпасы и знаешь что заметили? У русских не было шрапнели. Вообще. Осколочно-фугасных сколько угодно, даже бронебойные есть, а вот их любимой шрапнели – нет! Потому и стреляли по вам осколочным в упор – у них просто ничего более подходящего не нашлось. Видать, их крепко прижали перед этим, вот и растрясли свои запасы. Даже НЗ выпустили. А новых шрапнелей им, видимо, не подвезли – только ОФ. А то получил бы ты прямо в лоб заряд шрапнели, поставленный на картечь.

– Не получил бы. Я на дороге лежал. А вот парней бы покрошило, точно. Ладно, что теперь гадать? Будем считать, что нам улыбнулось военное счастье. Хотя, вообще-то, оно чаще улыбается именно тем, кто лучше готов к бою.

– Можно и так сказать.

– Угу. Какие у нас планы на завтра?

– Как рассветет, сдашь командование Геро и смотаешься в госпиталь – пусть тебя там заштопают как следует. Мы как раз транспорт с ранеными отправлять будем, наш эскулап клянется, что к утру всех подготовит к транспортировке.

– Утром будет жарко, «иваны» наверняка попытаются отбросить нас с дороги.

– Не переживай. У нас теперь артиллерии вдвое больше, снарядов хватает, позиция хорошая. Саперы уже ставят мины. Противотанковый взвод встанет в балке, справа, – будут расстреливать все, что пойдет по дороге во фланг. Обрубки поставим за селом – пусть навесом бьют. А трофейную батарею окопаем под деревьями, она оттуда все подходы простреливать сможет, прямой наводкой.

– Ага, хорошие пушки. Из таких и танки бить можно.

– Можно. Дивизионная трехдюймовка. Русские любят этот калибр. Ну и нам, если что, пригодится. Снарядов к ним захватили много. Хорошо бы еще тягачами разжиться, и можно было бы эту батарею себе оставить…

– Хорошо бы. Лишняя батарея никогда не помешает.

– Точно. Вот что, раз уж тебе все равно в тыл ехать, завернешь после госпиталя в штаб дивизии – передашь там мой рапорт о бое и требование на предоставление нашему батальону четырех легких тягачей, для транспортировки трофейной техники и вооружения. По идее должны дать, а там как знать, может, и задержатся у нас эти трофеи…

Но радужным надеждам штурмбаннфюрера не суждено было сбыться, хотя причины этого были несколько неожиданными…

* * *

Обстоятельства, помешавшие разведывательному батальону «Тотенкопф» обзавестись дополнительной артиллерийской батареей, вызвали пристальный интерес не только у солдат и офицеров этого батальона, но также и у людей, весьма далеких от кипящего Уманского котла. Причем людей, зачастую весьма могущественных. Двое из них: Рейнхард Гейдрих и один из его ближайших соратников – шеф Гестапо Генрих Мюллер – встретились для обсуждения этих обстоятельств и вытекающих из них перспектив на летном поле в главном аэропорту Берлина – «Темпельхофф» – спустя всего два дня после памятного для Ганса Нойнера ночного боя.

– Прошу, экселенц. Машина ждет.

– Отлично. Едем сразу на Принц-Альбрехтштрассе – дела не ждут. По дороге введешь меня в курс дела.

– Не стоило так спешить, Рейнхард. У меня уже давно все готово – ситуация под контролем.

– Стоило! Стоило, Генрих. Смерть Эйке – это такое событие, ради которого стоит оставить на некоторое время ставку фюрера и прокатиться на самолете. Надеюсь, тебе не нужно объяснять, какие перспективы это перед нами открывает?