Книга Сын Авроры - Жюльетта Бенцони

Аврора не могла не думать о своей близкой подруге и о трагической судьбе ее покровительницы. Она часто затрагивала эту тему в беседах с сыном и верным, отзывчивым Клаусом. Юный граф сразу же полюбил Асфельда и втайне ценил его поддержку и ту теплую, пускай и безответную, любовь, что тот питал к его матери. И тем не менее в Кведлинбурге ему было невыносимо скучно. Все эти церковные службы, бесконечные псалмы и нудные проповеди ввергали юношу в жуткое уныние. К тому же ему было невыносимо видеть мать в черной робе настоятельницы — наряде, который он считал про себя излишне мрачным и претенциозным.

* * *

Шли дни, а юный Мориц буквально не находил себе места от скуки. Те редкие часы, когда они вместе с Клаусом охотились, были для молодого человека настоящим праздником. Поэтому новость о том, что Фридрих Август вызывает его в Дрезден, он воспринял с несказанной радостью. Бесконечная Северная война обернулась катастрофой для многих стран и грозила принести еще более плачевные последствия: русский царь Петр тайно готовил наступление на Польшу. Мориц же чувствовал себя на поле сражения как рыба в воде. При осаде Штральзунда он приятно удивил отца, когда под пушечным огнем вплавь перебрался через реку, зажав пистолет в зубах, — и это при том, что юноше было всего-навсего пятнадцать лет! Затем последовал героический бой под Пенемюнде... Август Смелый постепенно проникся симпатией к своему сыну и в конечном счете предоставил в его полное распоряжение целый кавалерийский полк. Ну наконец-то лошади! Да и звание полковника в придачу! О таком можно было только мечтать.

Вне себя от радости, первые месяцы 1712 года Мориц посвятил набору рекрутов и офицеров, а также тщательной выборке лошадей. Он был так увлечен этим занятием, что Даже забыл о празднике Большого Карнавала в Дрездене (который по своему размаху мог сравниться даже со знаменитым карнавалом в Венеции), к огромному разочарованию нескольких симпатичных женщин, которые уже давно вздыхали по широким плечам и сильным рукам молодого полковника.

Тем временем вторая столица Августа II переживала начало своего славного возрождения. Многие дворцы были перестроены либо отреставрированы; строительство замка Морицбург также было завершено. Приблизительно в то же время был создан план знаменитого дворцового ансамбля Цвингер. Кроме того, изобретение особого твердого фарфора, сделанное неким алхимиком по имени Бётгер, которого Август держал у себя фактически как заключенного, а также открытие мануфактуры в Альбрехтбурге сделали Дрезден центром всеобщего внимания. И там же справили свадьбу царевича Алексея (сына Петра Великого) и Шарлотты-Кристины Брауншвейг-Вольфенбиттельской, которая, кстати, была племянницей небезызвестной Кристины Эберхардины... Но все эти новости Морица ничуть не заботили.

Наконец, наступил тот день, которого он так долго ждал: саксонская армия выдвинулась на Север. «Союзники приняли решение отвоевать у шведского короля Бремен — его последний оплот на немецких территориях», столицей которого был маленький городок Штаде, построенный некогда маршалом Иоганном Кристофом фон Кенигсмарком[41], где впоследствии был возведен знаменитый дворец Агатенбург — вотчина Авроры и Амалии. Впрочем, с тех пор как в Бремене обосновался Карл XII, Агатенбург им уже не принадлежал...

Невозможно передать ту бурю эмоций, которую испытал юный Мориц, когда въехал на своем коне в ворота разграбленного захватчиками дворца. Внутри осталась нетронутой лишь небольшая часовня, очевидно, слишком строгая и аскетичная, чтобы привлечь внимание шведских солдат. Впрочем, крыша ее, словно диковинное решето, была испещрена зияющими дырами от пушечных ядер. Могилы его предков на местном кладбище оказались целы и невредимы, и молодой человек провел там долгие часы. То была его молчаливая благодарность, его почтение по отношению к величайшим представителям рода, что навеки выжгли имя Кенигсмарков на европейской земле. В особенности Мориц восхищался великим маршалом Иоганном Кристофом, чья бурная жизнь вызывала в молодом человеке смутное чувство зависти, смешанной с восторгом. Здесь, думал он, преклонив колено возле могилы, я нахожусь по праву; здесь — мои корни! Тем же вечером он написал матери письмо с просьбой, чтобы Август II пожаловал им те вещи, что еще не успели забрать шведы, а также передал в их личное пользование маленькую часовню, которая стала ему так дорога. Прочитав письмо, Аврора даже заплакала от радости и очень скоро составила прошение о передаче имущества, храбро отвоеванного ее сыном...

Увы, последнее веское слово оставалось за Карлом XII. Он перегруппировал войска и поставил во главе обновленной армии выдающегося военачальника графа Стенбока[42]. На исходе года, в битве под Гадебуше[43], он наголову разгромил саксонцев. Большая часть войск Морица бесславно дезертировала. Лишь один юный граф держался в течение целых трех часов, и это был сущий ад: вокруг свистели пули, две лошади пали под ним, сраженные свинцом, и ему приходилось подыскивать себе нового скакуна; на его глазах саксонские офицеры гибли один за другим... Наконец, Мориц отдал приказ об отступлении и провел его столь изящно и хитроумно, что даже бывалые, искушенные в битвах вояки смотрели на него с уважением. Вскоре отец вызвал его в Дрезден, куда по приглашению должна была прибыть на зиму и Аврора.

* * *

Узнав о скорой встрече с сыном, графиня, вне себя от счастья, собрала вещи и тотчас же оставила Кведлинбург. О, как она гордилась своим храбрым Морицем! Увидев его, она улыбнулась и протянула к нему руки, однако радость ее быстро угасла: Мориц жутко страдал после потери под Гадебушем своего саксонского полка, который он с таким тщанием собирал и готовил к сражениям. Восстановить боевое подразделение в силу колоссальных финансовых трудностей было практически невозможно. Причина этого постыдного безденежья была до смешного проста: денежное довольствие, обещанное Августом II, приходило к Морицу крайне нерегулярно, если не сказать, что порой его не было вовсе.

Аврора решила навести кое-какие справки. Она достаточно хорошо знала своего бывшего любовника, чтобы понимать: будучи щедрым и даже расточительным в том, что касалось всяческих удовольствий, праздников и гуляний, Фридрих Август вполне мог проявлять столь же неуемное скупердяйство во всем остальном! В то же время факты говорили сами за себя: с вышеупомянутого довольствия ежемесячно взимался налог, который поступал (тут ей помог ее старый друг Бехлинг, уже весьма пожилой, но по-прежнему хваткий и проницательный) к... Флемингу! Очевидно, он решил выместить свою злобу по отношению к Авроре на ее сыне! И к этой злобе примешивалось острое чувство страха, которое внушал ему Мориц. А все потому, что молодой Фридрих Август, сын Кристины Эберхардины, был всего лишь бледной тенью блистательного бастарда. Братья были одного возраста[44], да и во внешности их прослеживались общие черты, вот только на этом их сходство и заканчивалось. Рыхлый, хилый Фридрих Август, чье тело уже стало заплывать жирком, не шел ни в какое сравнение с широкоплечим и статным Морицем. В умственном плане юный князь был тоже личностью довольно заурядной. Во всяком случае, у него не было склонности ни к политике, ни к военному делу. Короче говоря, бастард обходил законного отпрыска Августа II по всем статьям. Поэтому Флеминг его терпеть не мог и теперь пытался повлиять на денежную сторону вопроса, регулярно изымая добрую половину довольствия Морица. Флеминг надеялся, что в один прекрасный день безрассудная храбрость молодого полковника попросту погубит его где-нибудь на поле брани. Впрочем, пока что все надежды первого министра были напрасны... Забыв об элементарной осторожности, Аврора пришла к королю и все ему рассказала, начиная с того момента, как Флеминг пытался похитить новорожденного Морица и заканчивая денежными махинациями с королевским довольствием. Графиня также предположила, что когда-нибудь первый министр вполне может пойти и на убийство, поскольку головокружительная слава ее сына застит ему глаза!