Книга Гипноз для декана - Лючия фон Беренготт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сопротивляясь непонятно чему, я лихорадочно замотала головой.
— Я не смогу… это слишком… я никогда еще…
Он выдавил смешок.
— Никогда не кончала с мужчиной? Или никогда не кончала больше одного раза? Это потому, что ты трахалась… с колхозниками… Сафронова… Но давай-ка тебя поторопим, знаешь ли. А то я долго не выдержу…
Он замешкался, делая что-то не видимое мне, и даже на мгновение перестал толкаться… куда-то потянулся… а потом в ложбинку между ягодицами что-то закапало — что-то теплое и густое, словно расплавленный воск.
— Экспериментирую… но мне кажется… что я прав… — заявил он, тяжело дыша от возбуждения.
И не успела я пикнуть, как тугое кольцо мышц заднего прохода поддалось и безвольно раздвинулось под давлением чего-то длинного и очень, очень скользкого.
Палец! Он засунул мне в попу палец! Ах ты ж моральный урод…
Мой возмущенный окрик, уже было вырвавшийся изо рта, захлебнулся в стоне — анус словно был прошит ниточками удовольствия, тут же связавшимися с той негой, которая уже растекалась во влагалище и в напряженных сосках…
Нет, нет, нетнетнет…
Боже, я кончаю под ним… кончаю… Как хорошо…
Наслаждение взорвалось, и мое тело затряслось в третьем за утро оргазме, сжимаясь вокруг трахающих меня члена и пальца и сдаваясь перед неизбежным.
— Да! Да… — с торжествующим стоном Игнатьев ударился в меня несколько последних раз, проникая глубоко до невозможности… и излился, мыча и содрогаясь всем телом.
Глава 17
— Сколько у тебя было мужчин?
Вопрос, которого я боялась больше всего, конечно же, застал меня врасплох. Если честно, я вообще сомневалась, сохранили ли мы c Игнатьевым способность общаться на связном человеческом языке, без бесконечных междометий, вскриков, ругательств, аханий и упоминаний самых разных сверхъестественных существ всуе.
Надеясь, что мое тело не так напряглось, что это стало заметным, я прочистила горло и ответила небрежным тоном, не поднимая головы от груди декана.
— Один. Мой бывший муж.
— Что? — нотки неподдельного удивления прозвучали у него в голосе. Плечо дернулось, заставляя всё же меня приподняться. — Когда ты успела замуж сходить? Тебе ж только-только девятнадцать исполнилось… И почему не указала это на заявлении?
Я выдохнула — то есть, получается боялась я зря, и сердиться на меня за то, что не девственница никто не собирается? И тут же скисла — ревновать к бывшему он меня тоже, по всей видимости, не собирается… Удивился странному факту биографии и больше ничего.
А чего ты ожидала, Сафронова? Что он будет рвать и метать, и грозить всем, кто осмелился хоть раз посмотреть на меня, расправой? Скулы покраснели вон, и на том спасибо!
Кстати, а чего это он покраснел, будто это он потерял девственность раньше времени, а не я?
И я вдруг поняла, отчего. Он только что признался, что помнит, когда у меня день рождения! Я спрятала мстительную усмешку за ладонью, делая вид, что зевнула. Ага! Сидел, небось, листал долгими ночами мой файлик в своем аккаунте в деканате, изучал про меня всё, что только можно… И ненавидел. Меня, за то, что ворвалась в его спокойную, сытую жизнь на вершине Олимпа, себя — за то, что не может устоять перед какой-то там «колхозницей»…
Не желая, чтобы его злость перекинулась из прошлого в настоящее — когда мы лежим в обнимку голые, разнеженные после самого крутого секса в моей жизни — я сделала вид, что ничего не заметила.
— Я… не хотела выделяться среди сокурсников, — вздохнула, садясь в постели напротив него. — Это было очень короткое замужество. Через три месяца развелись.
— Одноклассник? — угадал он, понимающе усмехаясь. — Трахался небось направо и налево, а ты его заловила на какой-нибудь подружке-потаскушке. Я прав?
Я неловко пожала плечами — в принципе, даже не удивляясь его прозорливости. Сюжет-то известный.
— Да. Мы были то, что называют «high-school sweethearts». И закончили также, как и большинство из них — скоропостижным разводом. И нет, господин декан, я не была беременна, когда выходила замуж! Перестаньте смотреть на мой живот! — следя за его взглядом, я недовольно закрыла живот ладонью.
— Я вовсе не на твой живот смотрю. С чего ты взяла? — удивился он, поднимая на меня глаза. — Я вообще не про это сейчас подумал.
— А про что тогда? — я вызывающе задрала подбородок.
— Про то, что хорошо бы переместить тебя на двадцать сантиметр вправо. Ты сидишь передо мной по-турецки, Сафронова. Голая. И весьма эротично называешь меня «господин декан». Про что, по-твоему, я должен думать, кроме секса?
У меня слегка отвис подбородок.
— Вы серьезно?! Мы же только что… три раза!
— Это ты три раза, — резонно парировал он. — А я только два. К тому же сегодня выходной, а в выходной я привык не вылезать из постели — накапливается за неделю, знаешь ли. Особенно когда на таких, как ты, насмотришься…
Он сказал это настолько буднично, что какое-то время я еще сомневалась — расстраиваться мне или нет. Вроде бы — что здесь такого? Взрослый, состоявшийся мужик, красивый, сексуальный и при деньгах — ежу ясно, чем он по выходным занимается. Не в церковь же ходит…
А с другой стороны — это что же получается? Я для него — такая же воскресно-субботняя развлекуха, как и все его «Леночки»? Очередное женское тело, чтобы сбросить напряжение после долгой недели?
Да, пусть я — та, ради кого он Леночек и таскал, но всё же это как-то… нехорошо. И сексом со мной занимается совсем уж безудержно — будто боится не успеть напробоваться меня вдосталь, пока я не сообразила, что меня просто матросят. Попахивает методом «вывода из системы» навязчивого фетиша — чтобы потом забыть меня раз и навсегда.
— У тебя губы трясутся, — отвлеченным голосом заметил Игнатьев, не сводя нечитаемого взгляда с моего лица. Вытянув руку, провел по нижней губе пальцем. — Ты, похоже, сейчас заплачешь… Как вчера… И позавчера. Для женщины в разводе ты удивительная плакса, Сафронова.
От его слов стало совсем горько — теперь я для него «женщина в разводе». Фактически «брошенка».
Но разреветься он мне не дал. За подбородок притянул к себе, в медленный, плавящий мозги поцелуй. Перекинул одну мою ногу через себя и просунул руку между нами, нащупывая и массируя пальцами вокруг промежности.
— Хочу тебя… — прошептал, на мгновение оторвавшись, опаляя меня жарким дыханием.
И я загорелась снова.
Плевать. На всё, что будет потом — на мои слёзы в подушку, когда он
