Книга Плейбой - Ханна Грей

отсюда видно, что он явно зол.

Я поднимаю взгляд на трибуну, где обычно сидят Эддисон, ее мама и Айла, но замечаю, что там пусто. С тех пор, как видел ее лучшую подругу в кофейне больше недели назад, я больше не пытался увидеть Эддисон. Я не настолько глуп, чтобы саботировать место в команде, продолжая встречаться с дочерью тренера. К тому же, Эддисон тоже, похоже, не пыталась меня найти. И чего я вообще от этих отношений хотел? Я не парень для серьезных отношений, не говоря уже о том, чтобы быть отчимом. Черт, я едва могу позаботиться о себе, не говоря уже о ребенке.

Когда я смотрю на другую команду, взгляд падает на Ника Пеллетье, когда тот с товарищами по команде разминается. Я играл против него в прошлом году. Он хорош, но играет очень грязно. К тому же немного нытик, если мне не изменяет память, потому что когда они играли против нас в прошлом году и проиграли, он практически дулся на льду, будто мы были не в университете, а в детском саду. Тем не менее, в видеозаписях игр, которые изучал, он — главный бомбардир практически в каждом матче. И, как и я, центральный нападающий.

Черт, а что, если он отец Айлы?

Может быть, поэтому Эддисон сегодня не пришла. От этой мысли я злюсь, представляя их вместе. Не сомневаюсь, что он редко видит дочь. В конце концов, Ник играет за Северную Каролину. Довольно далеко от Джорджии. Но потом я вспоминаю, что тренер переехал сюда из Нью-Гемпшира, откуда родом Ник Пеллетье. До того, как тренировать Брукс, отец Эддисон был тренером в старшей школе. Значит, вполне возможно, что Ник — отец ребенка Эддисон.

Черт.

— Харди, — зовет меня тренер.

Катясь к нему, я останавливаюсь, поднимая подбородок.

— Да, тренер?

— Я нечасто прошу об одолжениях, — говорит он. — Но мне действительно, очень нужна эта победа. Ты капитан команды; они слушают тебя. Мы не можем облажаться.

— Да, сэр, — киваю я.

Когда он отпускает меня, я качаю головой в недоумении. Потому что этот ублюдок на самом деле был со мной просто… нормальным. И это уже повод для праздника.

Эддисон

Наконец, после двадцати минут уговоров, я крашу последний ноготок Айле, предупреждая, чтобы она не двигалась, пока те не высохнут. С трехлетним ребенком, который постоянно вертится, быстросохнущий лак для ногтей — это единственный вариант.

— Странно, правда? Не быть там, — мама вздыхает, переключая каналы на телевизоре, старательно избегая каких-либо трансляций сегодняшней хоккейной игры. — Но я рада, что мы не идем. Мне жаль, что твой папа должен быть там.

— Да. И представь, им придется снова пройти через это завтра, — дуя на крошечные розовые ногти Айлы, я стучу по одному, чтобы убедиться, что тот высох.

— Можно я пойду играть, мама? — спрашивает она, выпячивая нижнюю губу. — Это заняло миллион, миллиард лет.

— Девочка, прошло всего три минуты, — говорю я с каменным лицом. — Но да… иди.

Когда она уходит в комнату, я хлопаю маму по колену.

— Мне тоже жаль, что я оставляю папу одного проходить через все это. Но мысль о том, что увижу его… или, что хуже, она увидит… — я понижаю голос. — Я знаю, что она не поймет, что это ее папа, но все равно. Мое сердце разрывается от одной только мысли об этом, по странной причине.

Мама выглядит огорченной.

— Моя душа тоже болит.

Спермодонор Айлы, Ник, играет сегодня в противоположной команде. До того, как родилась Айла, и пока он делал вид, что ее не существует, отец фактически был его тренером. К счастью, он провел последний год обучения в другом месте, и отцу не пришлось смотреть ему в лицо. Дело в том, что Ник — хороший хоккеист. Но как человек? Просто отстой.

Мы с мамой поговорили и решили не ходить на сегодняшнюю игру. Ник уже видел Айлу в публичных местах, до того как мы переехали в Джорджию, но она была младше. Он проходил мимо, с самодовольной улыбкой на лице, не чувствуя ни капли стыда за свои поступки. Как бы я ни старалась не позволять этому влиять, я стала озлобленной. Город, который любила, перестал выглядеть прежним. Деревья как будто стали мертвее. Трава суше. Мостовая более изношенной и потресканной. С тех пор как мы приехали в Джорджию, я стала счастливее и легче. Поэтому сегодня, остаться дома, поесть китайскую еду и провести время с мамой и Айлой — было очевидным решением.

Я понимаю, что два единственных парня, с которыми была физически связана, будут сегодня играть друг против друга. Конечно, ни один из них не знает о другом… надеюсь.

— Так, чтобы сменить тему, ты видела того красивого, мускулистого хоккеиста еще раз? — мама поднимает бровь. — И даже не пытайся лгать.

— Нет, — медленно говорю я. — После того, как папа высказал свое мнение в ту ночь, я решила, что лучше больше его не видеть. К тому же, он тоже не преследовал меня в университете. Значит, должно быть, пришел к тому же выводу — это была плохая идея, и нужно остановиться.

— Может быть, он был занят, — предполагает мама.

Я смеюсь.

— Кэм Харди не выглядит так, как будто его что-то может остановить. Если бы хотел меня видеть, поверь, он бы увидел. Я быстро это поняла. Он настойчив.

— Тебе обидно, что он не искал тебя в университете? — она наклоняет голову набок. — Честно.

Я ковыряю ногти, понимая, что они нуждаются в маникюре гораздо больше, чем ногти моей трехлетней дочери.

— У меня нет времени на парня. Или на какой-нибудь мимолетный роман.

— Я не об этом спрашивала.

— Он веселый. У него такая харизматичная личность. Вокруг так много людей, которые парятся по мелочам. Он кажется из тех, кто ни о чем не задумывается, — я откидываюсь на спинку дивана, расслабляясь. — Я никогда не хотела, чтобы из этого что-то получилось. С моей жизнью это было бы слишком сложно. Но признаюсь, я наслаждалась нашим коротким временем вместе, — я выдыхаю. — Но нет, я не разочарована. Я не хотела, чтобы он неправильно понял и ожидал от меня больше, чем могла дать. По крайней мере, теперь не нужно об этом беспокоиться.

Я всегда могу откровенно говорить с мамой. Я знаю, что она никогда не осудит меня и не заставит чувствовать себя плохо из-за решений. Она также намного разумнее отца, когда дело доходит до личной жизни, что я очень ценю.

— Знаешь, папа убил