Книга Последний защитник - Эндрю Тэйлор

провел Кромвеля на второй этаж, потом через длинную комнату, похожую на библиотеку. Кабинет располагался в самом конце. Там стояли письменный стол, два кресла и сундук, обитый железом. В камине горел огонь, а на отделанных деревянными панелями стенах в подсвечниках были зажжены свечи. Простое убранство комнаты контрастировало с пышностью остальных помещений, через которые они проходили.

– Здесь вас никто не побеспокоит, – сказал Вил. – Его светлость скоро придет. Ему доложат, что вы здесь. Не хотите ли вина? Или что-нибудь из еды?

Кромвель отказался. Он сел у огня. Вил поклонился и ушел. Ричард редко грустил по тем временам, когда был лорд-протектором, но тогда, по крайней мере, никто не заставлял его ждать. Ну а потом настал конец, и он потерял власть. Несмотря на то что в комнате было тепло, его охватила дрожь.

«Я не совершил ничего дурного, – уговаривал он себя, – самое худшее, что может сделать со мной король, – это бросить меня за решетку за долги».

Но то были пустые слова. По совести говоря, Ричард не мог делать вид, будто и вправду является столь незначительной персоной, как ему хотелось бы казаться. Он был старшим сыном Оливера Кромвеля и сам некоторое время занимал должность лорд-протектора Англии: это придавало ему политический вес, желал он того или нет. Во времена Английской республики кое-кто откровенно тосковал по золотым денькам, когда страной правил король. И точно так же после Реставрации нашлись люди, которые тосковали по протекторату.

За дверью послышались поспешные шаги. Кромвель встал, когда в комнату ворвался Бекингем.

– Дорогой сэр! – воскликнул герцог, с огромной учтивостью снял шляпу и отвесил гостю низкий поклон. – Какое удовольствие наконец-то видеть вас здесь! Тысяча извинений, что заставил вас ждать. Надеюсь, мои слуги о вас позаботились. – Бекингем был довольно крупным мужчиной, но выглядел еще более внушительным, чем его создала природа, и казалось, в этой маленькой комнате от него исходила энергия, которая сражала наповал. – Прошу вас, сядем и поговорим. Но прежде должен вас поблагодарить, сэр, от всего сердца.

– Поблагодарить? За что?

– За мое освобождение. За то, что преподнесли мне лучшие дары на свете: жизнь и свободу. Мне очень жаль, что мы с вашим отцом не были друзьями. Признаюсь, когда Оливер отправил меня в Тауэр, я думал, что живым оттуда уже не выберусь. Но когда лорд-протектором стали вы, то меня освободили. И я нисколько не преувеличиваю, сэр, говоря, что десять лет назад вы спасли мне жизнь. Так что я ваш вечный должник.

Насколько помнил Кромвель, дело обстояло не совсем так. Когда началась революция, Бекингем бежал вместе с Карлом II в Шотландию, но затем поссорился с королем-изгнанником, вернулся в Англию и женился на Мэри, дочери и наследнице генерала Фэрфакса. Девушка искренне любила герцога, однако с его стороны это явно была циничная попытка вернуть бóльшую часть поместий, которые парламент конфисковал у Бекингема и подарил лорду Фэрфаксу. Лорд-протектор посадил герцога под домашний арест.

«Бекингем – ренегат, – сказал тогда Оливер Кромвель Ричарду. – Я не верю ему. Если человек предал единожды, то предаст и во второй раз. Когда он потерял отца, королевская семья относилась к нему как к своему ребенку, а теперь Бекингем отвернулся от них. А еще он развратник и вольнодумец. Бедная Мэри Фэрфакс будет проклинать тот день, когда вышла за него замуж».

После того как Бекингем нарушил условия домашнего ареста, его схватили и отправили в Тауэр. А месяц спустя Оливер Кромвель умер. Герцог по-прежнему содержался в Тауэре, хотя и в чрезвычайно комфортных условиях, как подобает представителю знатного рода, а также зятю генерала Фэрфакса. Он оставался в Тауэре еще почти шесть месяцев, до февраля 1659 года, когда Совет решил выпустить его под залог двадцати тысяч фунтов, выплаченных тестем.

Так что Ричард был тут вообще ни при чем. В тот недолгий период, когда он занимал должность лорд-протектора, у него имелись более насущные дела, чем судьба ренегата, который жил в Тауэре, ни в чем не нуждаясь. Вопрос об освобождении Бекингема решал Совет, а не он сам.

Но к чему тогда эта демонстративная благодарность? Неужели Бекингем и впрямь не знал, что он, Ричард, не сделал ничего, чтобы освободить его из Тауэра? Хотя, если хорошенько подумать, не все ли равно. Какой бы ни была правда, почему бы не воспользоваться положением.

– Сэр, – начал Кромвель, – когда Господь на короткое время вознес меня так высоко, я действовал по Его указанию. Я счастлив видеть вас в добром здравии.

– А я счастлив снова видеть вас на родине, у себя дома. Надо отметить это счастливое стечение обстоятельств, не так ли? Мы должны выпить за это, сэр. Я настаиваю.

Бекингем достал вино, бокалы и печенье из буфета. Он провозгласил тост за Кромвеля, и Кромвель не мог не провозгласить ответный тост за герцога.

– Я знаю, что в данное время вы находите более удобным жить на континенте… – заметил Бекингем, вновь наполняя бокалы.

– Можно и так сказать, сэр.

– Но тем не менее вы сейчас в Лондоне, буквально в двух шагах от Уайтхолла.

– Я приехал в Англию на неделю-другую, повидаться с семьей, – объяснил Кромвель. – Мы не виделись долгих восемь лет.

– Разве ваши родные живут не в деревне?

– Моя старшая дочь Элизабет приехала в Лондон.

– Вы должны дать мне знать, если я могу хоть как-то помочь вам или вашей семье. Возможно, я бы не затронул эту тему, если бы не печальные слухи… Полагаю, небольшая ссуда могла бы облегчить ваше положение.

Кромвель почувствовал, как у него запылали щеки.

– Вы слишком добры, сэр. Но…

– Для меня было бы истинным удовольствием помочь вам любым способом, каким только смогу, – перебил его Бекингем. – Разумеется, я бы с радостью пригласил вас с дочерью пожить здесь сколько захотите, если бы не опасался, что это может привлечь нежелательное внимание, а сие нам обоим совершенно ни к чему. – Он замолчал и провел рукой по лбу с таким изяществом, словно бы долго репетировал этот жест. – Вероятно, есть и другие причины, почему вы бы сами этого не захотели.

– Я вас не совсем понимаю, сэр.

– Мы живем в греховные времена, и я сам всего лишь живой человек. «Errare humanum est: человеку свойственно ошибаться», как мудро заметил Сенека. Возможно, вам не захочется, чтобы ваше имя, равно как и имя вашей дочери, связывали с человеком с подмоченной репутацией, вроде меня.

– Полагаю, вы преувеличиваете, сэр, – вежливо отозвался Кромвель.

– Может быть, вы просто не знаете? Месяц назад состоялась ужасная дуэль.

Кромвель кивнул:

– Я кое-что слышал