Книга Обещание любви - Карен Рэнни

Она понимала, чем вызван его гнев, но ничего не могла поделать. Старик шотландец, судя по всему, считал ее ответственной за преступления, которые совершил граф Камберлендский со своими солдатами. Малкольм ведь не знал, что она презирала Энтони с самого начала и со временем презрение и ненависть к нему только усилились.

Замуж за Энтони Хендерсона она вышла по настоянию отца, сквайра Кутбертсона, сразу по прошествии шести месяцев после смерти Питера и возвращения домой. Полк, в котором служил Энтони, успешно подавил продовольственные бунты в Йоркшире, где ее отец без всяких угрызений совести продавал товар по завышенным ценам. У Джудит тогда создалось впечатление, что отец просто вручил ее как награду солдату, который помог ему в торговых махинациях. Иначе как объяснить, что он выбрал себе в зятья человека без состояния, без перспектив. Вполне вероятно, как и с ее высылкой в Шотландию, сквайру было совершенно безразлично, что представляет собой будущий муж дочери, лишь бы поскорее спровадить ее из дома.

Впервые Джудит увидела нового мужа в день свадьбы, и, хотя сестры отмечали его интересную внешность и военную выправку, она увидела в глазах Энтони только нескрываемое презрение к дочери торговца. Она не ошиблась и в первую же брачную ночь испытала это презрение на себе сполна, познакомившись с дикими, необузданными инстинктами Энтони. Она уже побывала замужем, но Питер овладевал ею осторожно и стеснительно, словно извинялся за то, что делает что-то нехорошее и неподобающее. Джудит оказалась совершенно неподготовленной к зверствам второго мужа. Следующим утром она появилась на пороге небольшого гостиничного номера с глазами, полными ужаса. Теперь Джудит знала, что ее ожидает.

Самыми худшими были воспоминания о длинных месяцах, когда полк Энтони квартировался в Лондоне. Новое назначение не устраивало его, и он перенес свою злость и неудовольствие на Джудит, мучая, издеваясь и насилуя ее ежедневно. Из ее памяти стали выпадать целые куски времени, по нескольку дней кряду. Ей казалось, что весь этот ужас происходит не с ней, она словно смотрит на происходящее со стороны.

Еще ребенком Джудит любила скатывать бумажный лист трубочкой и через нее смотреть на мир. Расстояние искажалось, предметы казались дальше, чем на самом деле. Точно так же она воспринимала и свою жизнь с Энтони. Отдаленно, словно это была не она, а кто-то другой, словно она тайком проникла в чужую память, чужие воспоминания.

Природа позаботилась о выживании Джудит, укутав плотным облаком тумана те страшные дни. Прежние ужасы возвращались к ней только в ночных кошмарах.

Когда женщины в деревне узнали о ее прошлом, с ней перестали общаться, хотя перед этим они уже почти подружились. Джудит не грубили, ее просто не замечали, причем так упорно, что она сама стала ощущать себя невидимой.

Когда кто-нибудь из деревни навещал Софи, он скользил по Джудит взглядом, словно она не стояла рядом, приветливо улыбаясь. Если ей приходилось по делу покинуть пределы замка, деревня встречала ее таким молчанием, что, казалось, можно услышать шуршание ветра в вересковых зарослях. В прядильне больше никто не прял, будто само присутствие Джудит оскверняло шерсть, которую чесали и пряли. «Глупые женщины. Глупые и упрямые, – думала она. – Они делают хуже не мне, а себе!»

Джудит считала, что привыкла к неприветливости окружающих, но ледяное молчание женщин клана Маклеода больно отозвалось у нее в сердце и показало, что она еще способна обижаться.

Только Мегги оставалась по-прежнему дружна с ней. И когда Джудит приходила в хлев, встречала ее теплой улыбкой, рассказывая о животных.

Вот и сейчас Джудит рассчитывала, что Мегги поможет ей собрать из-под наседок яйца, которые потребовались Софи. Сама она очень торопилась, опасаясь острых клювов, и часто вытаскивала вместо яиц подложенные под куриц камни.

– Камни кладут, чтобы курица сообразила, что надо делать, – объясняла Мегги, со смехом возвращая камни на место и вытаскивая яйца.

– Да, в Лондоне гораздо проще сходить в лавку и купить их, – признала Джудит, улыбаясь, – а ведь я – фермерская дочь.

– Ну-ну, – вдруг раздался у них за спиной голос Алисдера. – Я хорошо помню фермерскую дочку, у которой просто талант к бритью овец.

– К стрижке, – поправила Джудит оборачиваясь, хотя догадывалась, что он просто дразнит ее.

Алисдер улыбнулся Мегги, поблагодарил ее и вместе с Джудит направился в замок.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил он, заметив, как вдруг зарделось лицо жены.

– Полагаю, вполне хорошо, – коротко ответила она.

– Я почти не видел тебя в последние дни, – продолжил он, улыбаясь тому, что ее глаза смотрят куда угодно, только не на него. – Ты избегаешь меня?

Все эти дни Джудит выходила из своей комнаты только после того, как Алисдер отправлялся в поле, не появлялась даже к ужину, чтобы лишний раз не встретиться с ним. Она бродила по замку так, чтобы ненароком не оказаться лицом к лицу с мужем. За пределы замка она выходила редко, и когда терпение Алисдера наконец вознаграждалось и он видел свою жену, он оставлял общество мужчин, говоря, что ему надо немного размять ноги. Он не обращал ни малейшего внимания на их недоверчивые взгляды.

– Да, – честно призналась Джудит. – Я – нежелательное добавление к твоему клану, Маклеод. Поэтому и стараюсь поменьше мозолить тебе глаза.

Она не сказала ему, что провела последние дни, разрываясь между надеждой и смятением. У него имелось предостаточно причин наказать ее, но этого не произошло. Напротив, он утешал ее, прижимая к груди так нежно, словно родное дитя.

– Сожалею, что мои соплеменники столь упрямы, – улыбнулся Алисдер.

«Лучше бы у него были гнилые зубы, обвисшая кожа и лысина, – подумала Джудит. – Почему он такой привлекательный и неотразимый?» Они подошли к вершине холма. Маклеод держал корзину с яйцами с небрежной элегантностью, как держат дамские покупки на улицах Лондона. Джудит старалась сосредоточить внимание на тропинке, от которой у них под ногами поднималась пыль.

– Это вполне естественно, – пробормотала она. – В Англии их бы приняли точно так же. Но от Малкольма я этого не ожидала, думала, он-то в состоянии понять, что я ни в чем не виновата.

– Он тебе досаждает?

Наконец Джудит взглянула в лицо Алисдеру. Ему захотелось сказать ей, что цвет ее глаз напоминает дымку тумана в горах перед самым рассветом: такой же глубокий, насыщенный и загадочный. Однако он ничего не сказал, а просто улыбнулся, решив, что сумеет сдержаться еще немного.

– Малкольм считает, что я ничуть не лучше подружки Черного Дональда, Маклеод.

– Да, это в духе Малкольма, – рассмеялся Алисдер. – Старый медведь, настоящий шотландец. Родился на этой земле, привязан к ней до конца. Он и еще горстка таких же упрямцев не сдадутся до самой смерти.

– А разве себя ты не считаешь настоящим шотландцем? – неожиданно вырвалось у Джудит.