Книга Портрет семьи - Наталья Нестерова

Что означало: сначала удостоверься, потом обвиняй!

Поклонник

Провожал меня таксист. Когда приехал, я спросила:

— Сколько возьмете за то, чтобы донести мои чемоданы до машины, а потом до поезда?

— Я не грузчик.

— Тогда до свидания. Сколько я должна за вызов?

— Ладно, поехали! Двойная такса, согласны?

Это был грабеж. Вокзальный грузчик взял бы дешевле, но кто потащит чемоданы до машины?

Мне нельзя поднимать тяжелое.

В купе я пришла первой. Таксист поставил мои чемоданы в ящик под сиденьем. Я расплатилась.

Села и постаралась расслабиться. Все! Я в бегах! Да здравствует новая жизнь!

Последние несколько дней мне везло — ребят не было дома. Заболела Ирина Васильевна, Лика отправилась за ней ухаживать. Лешка помаялся три дня и съехал к жене. Это настоящая любовь! Там нет компьютера и Интернета!

Укладывала чемоданы в одиночестве. Обилие вещей, зимних и летних не по сезону, которые я брала с собой, могло вызвать подозрения. Но обошлось.

Сыну я позвонила:

— Срочно уезжаю в Караганду, то есть в Курган. Мой двоюродный брат в тяжелом состоянии.

«Дай Бог ему здоровья!» — мысленно пожелала я.

— На сколько едешь? — спросил Лешка.

— Сейчас сказать трудно. Отпуск за свой счет взяла на месяц.

— Месяц ради брата, которого толком не знаешь? — удивился сын.

— Получится, приеду раньше. Не стану же я там сидеть!

— Ладно. Звони!

— Обязательно! Береги Лику! И пожалуйста, контролируй, чтобы она пила витамины и регулярно ходила к врачу.

— Яволь, маман! Обязано (обязательно)! Обниманс (обнимаю)!

— Целую тебя, мой мальчик!

* * *

Телефон — великое изобретение. Не будь у меня номера сотового телефона Антона Хмельнова, как бы я попала на прием к столь высокому чину? Караулила бы его на крыльце? Хватала за фалды пальто, когда в окружении охраны он идет от машины к офису? Заявилась вечером к нему домой?

Мы с Антоном остаемся, считаю я, друзьями.

Но землеройке трудно дружить с орлом в небе, они на разных уровнях бытия. И по большому счету проблемы их друг другу не в помидор (не очень интересны), как говорит Лешка. Нахваталась словечек от сына.

— Привет, Антон! — сказала я, когда он ответил. — Это Кира. Как дела? Можешь говорить? Есть время?

— Могу… три минуты.

— Когда у тебя прием по личным вопросам? Можно записаться?

— Издеваешься? Но у меня правда совещание!

— Я перезвоню.

— Нет! Приходи в кабинет. В девять… лучше в полодиннадцатого.

— Завтра? Утра?

— Какого утра? Сегодня вечера. Пока!

Тяжка доля российских олигархов! Я в семь вечера выключаю компьютер и отправляюсь домой.

Антон не принадлежит себе до полуночи. Для него работа — это жизнь. Для меня работа — это только работа.

Отдаю ему должное — велел секретарше накрыть ужин на двоих. Но я была не голодна. Антон жадно ел. Наверное, впервые за день.

— Как Люба? — спросила я.

— Нормально.

По его тону я поняла, что говорить о жене он не хочет. Есть другая тема, вполне безопасная: дети. Мы ее живо обсудили. Мы называли своих чад оболтусами и одновременно хвастались их успехами. У нас хорошие дети, правильные, удачливые и перспективные.

И совсем некстати у меня вырвался вопрос:

— Антон? У тебя есть любовница?

Он подавился куском осетрины, закашлялся, выпил вина.

— Тебя Люба подослала?

— Я сама себя подослала.

— И что у нее на повестке дня головы?

Это Люба так говорила: на повестке дня головы. Она ловко сращивала идиомы. В данном случае: «на повестке дня» и «в голове». Когда выходила замуж, в день бракосочетания, мы замешкались с ее нарядом, не могли пристроить фату, которая сидела на прическе как белый флаг сдающейся армии…

— Помнишь? — улыбнулась я своим воспоминаниям. — Как в день вашей свадьбы ты нервничал, торопил нас. А Люба кричала в ответ о себе в третьем лице: «Невеста готова, как штык из носа!»

— Помню! — буркнул Антон. — Я все помню.

И принялся сосредоточенно жевать, не поднимая глаз от тарелки.

Пауза затянулась. Дернула меня нелегкая испортить ему настроение! Ведь от Антона зависит мое и ребенка финансовое благосостояние.

— Проси! — велел он.

— Что?

— То, зачем пришла.

— Откуда ты знаешь, что я пришла просить?

— А зачем еще ко мне приходят старые друзья? — усмехнулся Антон. — Не решать же, в самом деле, мои семейные проблемы.

— Если я могу помочь в твоих, в ваших, — поправилась я, — проблемах, то я готова.

— Не можешь! — отрезал он.

— А ты мне услугу оказать? — с вызовом спросила я.

— Какую?

— Которая, естественно, незаконна! Которая, естественно, использует твое служебное положение!

— Не заводись, Кира! Что тебе нужно?

— Отпуск за свой счет. Очень длинный, месяца на два. (Далее последует законный декретный отпуск.) Если при этом сохранится зарплата, я не обижусь.

— За свой счет с оплатой? — уточнил Антон.

— Да! Еще вариант с командировкой возможен. Как бы отправь меня в командировку, можно без командировочных.

— Куда ты собралась и что, собственно, произошло?

— Это не важно.

— Ага! Хочешь, чтобы я пошел, вернее, дал распоряжение другим людям пойти на должностное нарушение и при этом ничего не знал?

— Да! Именно так!

— Интересно девки пляшут! — развел руками Антон.

Больше всего мне хотелось встать, развернуться и уйти. Роль просителя — одна из самых трудных для меня. Но я не могу себе позволить ублажать самолюбие. У беременных не должно быть самолюбия, только себялюбие — любовь к ребенку в себе.

— Что молчишь? Говори! Не выдам я твои тайны, — с усталой насмешливостью привыкшего к просителям небожителя говорил Антон.

— Только в обмен! — с большим трудом я взяла веселый тон. — Ты мне колешься насчет любовниц, я тебе рассказываю свою рождественскую сказку.

— Кира! — гаркнул он.

— Антон! — Я ничуть не тише воскликнула. — Я тебя раньше просила? Я тебя замучила одолжениями? Конечно, вы сами, без просьб, много для нас сделали! Низкий вам поклон! Но разве ты меня не знаешь? Разве я бы пришла, не будь ножа у горла?