Книга Кигель Советского Союза - Юлия Александровна Волкодав

ноги Оксанки не знаю!

– А стоило бы узнать заранее. Привёз бы ей тоже красивые туфли.

Лёнька фыркнул и ничего не ответил. К концу гастролей все начали уставать и друг от друга, и от необходимости постоянно перехватывать куски и экономить, и, главное, от концертов. Три выступления в день, пусть на каждого приходилось всего по несколько песен, всё же выматывали эмоционально. Даже Андрея, что уж говорить про более изнеженных Марика и Лёню. Маша тоже с каждым днём всё меньше улыбалась и реже шутила. К тому же зрительный зал Культурного центра пустел с каждым днём. Интерес мадридцев к советским артистам оказался намного скромнее, чем рассчитывали организаторы гастролей. Первые дни партер заполнялся полностью, но в последний день в зале сидело человек пятьдесят. Работать перед пустыми креслами было сложно, выручало только то, что программа отскакивала от зубов, ребята выходили друг за другом уже на автомате, на автомате пели песни и кланялись.

– Всё! – Марат распахнул дверь их номера и с размаху плюхнулся на кровать. – Отстрелялись! Как же я хочу домой!

– Полностью поддерживаю. – Лёнька с облегчением стянул с себя рубашку и бросил её на стул, даже не удосужившись развесить – теперь уже пусть мнётся, домой можно и мятым полететь. – Не знаю, почему все так рвутся за границу. Ну красиво, ну чисто, а у нас грязно, что ли?

– У нас ещё лучше, – согласился Андрей. – И самое главное, дома горячая еда и привычный любимый зритель, который понимает всё, что ты поёшь и говоришь. И не надо каждый раз из штанов выпрыгивать.

– Ну, положим, музыка универсальна и границ не имеет, – заметил Марат. – Но насчёт еды абсолютно согласен. Андрей, ты бы сходил к Михал Михалычу и уточнил, во сколько завтра уезжаем. Сегодня надо вещи собирать или завтра с утра успеем.

Андрей счёл просьбу разумной и отправился к Михалычу. Вернулся крайне озадаченный.

– Ребят… Не хочу никого расстраивать, но завтра мы домой не летим.

– Как не летим?! – Лёнька аж подскочил с кровати. – Гастроли продлили? Так зал же пустой уже!

– Не продлили. Просто лететь нам не на чем. По большому секрету, ребята! Самолёт «Аэрофлота» не пускают в аэропорт Мадрида, все рейсы отменены. В том числе и наш.

– Это из-за того случая, что ли?

– Вероятно.

Марат с Лёнькой переглянулись.

– И дальше как? Мы здесь жить останемся?

Все нервно засмеялись. Истории про артистов, оставшихся за рубежом, все слышали и знали. Но обычно артисты просили политическое убежище во время гастролей. А не застревали вот так нелепо из-за отмены рейса.

– Я не знаю! – пожал плечами Андрей. – Михал Михалыч говорит: сидите, ждите. Гуляйте по городу. Будут новости – он сообщит. И да, суточных больше не будет. Потому что их просто нет.

Это было наихудшей новостью. Потому что накануне они потратили почти все деньги, у них оставались только суточные, выданные с утра. И консервы доели, не тащить же их с собой в Москву. И в гримёрках им никто ничего не накроет.

– Подожди, а гостиница? Нас же завтра выселят. На улицу?!

Андрей только руками развёл. Он сам ничего не понимал.

Минут двадцать молчали, курили, думали. Но что они могли придумать? Оставалось только ждать завтрашнего дня и какого-то решения.

Но следующий день решения не принёс. Утром они ещё сходили на завтрак и, смущаясь больше обычного, старались плотнее наесться бутербродами с чем попало. До обеда сидели в гостинице, ждали, не выселят ли их. Вещи на всякий случай собрали и даже лишнюю кровать вернули в Машкин номер. Потом пришёл Михал Михалыч и сказал, что новостей нет, самолёта нет, денег тоже нет. Но из гостиницы их пока не выселяют, Москва как-то там договорилась.

– Идите по городу погуляйте, когда ещё в Мадриде окажетесь! – посоветовал он.

И они пошли. Но гулять никому особенно не хотелось. Сколько можно-то? Весь центр они уже посмотрели, все парки и скверы изучили. А на музеи или магазины у них не было денег. Тем не менее отправились бродить по уже опостылевшим улицам центра.

– Сегодня как-то слишком много людей! – заметил Лёнька. – Праздник, что ли, какой?

– «Реал» вечером играет, – кивнул Марат, каждое утро бравший в холле бесплатную газету.

– А…

Снова воцарилось подавленное молчание. Посмотреть игру легендарного «Реала» хотелось всем вне зависимости от степени увлечения футболом. А на улице и правда царило оживление. Люди сидели в кафе, смеялись, болтали, дети ходили с лицами, раскрашенными в цвета футбольного клуба, и чуть ли не на каждом углу выступали уличные музыканты. Кто-то играл на скрипке, кто-то пел, кто-то исполнял пантомиму.

– Впору встать сейчас вот так на углу с перевёрнутой шапкой, – хмыкнул Марат. – И спеть что-нибудь. Хоть ту же «Катюшу». Как думаете, много накидают? На ужин хватит советским артистам?

– С ума сошёл? – возмутился Андрей. – Это же позор! А если узнают?

– Кто тебя тут узнает? Кому ты тут нужен?

– Да не меня узнают! В Москве узнают!

– А кто им в Москве расскажет? – резонно спросил Волк таким тоном, что все переглянулись.

Андрей секунду помедлил и твёрдо сказал:

– Никто.

– Ну вот! Пошли-ка! Найдём свободный угол!

– А шапка? Шапки нет!

– Можно взять мою!

Маша сняла с головы белую панаму, купленную в самом начале гастролей. В этой панаме она форсила каждую их вечернюю прогулку, и ребята подшучивали, что она самая стильная барышня Мадрида.

– Жалко белую на землю класть!

– Ничего, постираю!

Идея так увлекла их всех, было в ней что-то отчаянное, по-русски разудалое, что-то, хорошо определяемое фразой «сгорел сарай – гори и хата». На пойманном кураже они легко нашли подходящее место, прямо у входа на большую городскую площадь, кинули на землю белую Машкину панаму, Лёнька хлопками начал отбивать ритм, Марик запел, Андрей тут же подхватил. Четыре сильных голоса на русском языке так искренне и горячо исполняли «Катюшу», что народ тут же их заметил. Их окружили плотным кольцом, и Андрей замечал куда более заинтересованные лица, чем на последних их концертах. Деньги в панамку полетели раньше, чем они закончили песню. И пришлось тут же начинать другую, потому что публика требовала продолжения. Не сговариваясь, пели самое весёлое и задорное, от песни кубинских партизан до «Дорогой длинною» – это уже Лёнька затянул. Машка даже в пляс пустилась. Они пели с полчаса, не меньше.

– Всё, ребят, хватит, – наконец сказал Андрей. – Надо совесть иметь. А то нас ещё в полицию загребут, чего доброго.

Они раскланялись, подхватили панамку и под аплодисменты и явно одобрительные крики кое-как выбрались из толпы. Лица у всех были такие,