Книга Мы мертвые - Майк Шэкл

Великой Тьмы. Уродливый Бог порочной расы. Он больше походил на монстра, чем на человека.

— Я не верю, если это то, что ты думаешь… Это просто… — Она взглянула на дверь, чувствуя вину, чувствуя страх. — Эгрил… Ты знаешь, они заставляют нас поклоняться ему, и… если кто-нибудь придет сюда, я хочу, чтобы они поверили, что я верю… — Она глубоко вздохнула, подняла статуэтку и поставила на полку.

— Все в порядке, Тинн. Я понимаю, — сказал Берис.

— Я не хочу давать им никакого повода...

— Тинн, все в порядке. Садитесь. Выпей немного чая.

— Я... — Она оборвала себя. Каким-то образом Берис заставил ее почувствовать, что желание выжить — что-то плохое, эгоистичное.

Они сидели рядом, соприкасаясь плечами. Все еще было трудно принять, что он жив, что это не какой-то сон, от которого она скоро очнется:

— Я так сильно по тебе скучала.

— И я, — ответил Берис. — Жаль, что я не смог прийти и увидеть тебя раньше.

— Где ты был? Что делал?

— После того, как Гандан пал, нескольким из нас удалось спастись. Мы прятались в горах за пределами Селто. Мы думали, что воссоединимся с нашими кланами и продолжим сражаться, но у Эгрила есть существа по имени Тонин — они повсюду открывали врата, перемещая целые полки, куда хотели. У нас не было ни единого шанса. Вся страна пала за восемь дней. Восемь дней.

— Я не могла и подумать, что в мире есть такие монстры, — сказала Тиннстра.

— Никто из нас не думал. Мы были слишком самонадеянны. Мы думали, что непобедимы. Раньше мы побеждали эгрилов каждый раз, когда они на нас нападали. — Он налил чай в их чашки. — И после того, как мы сдались, мы были достаточно глупы, чтобы поверить, что больше никто не умрет. И в этом мы тоже ошибались.

— Значит, это не только в Айсаире...

— Это по всей Джии. Они не дают нам шанса перегруппироваться. Сначала они пришли за остальными магами Аасгода и за всеми, у кого был потенциал. Следующими исчезли городские лидеры, которые не согласились работать на ублюдков, затем любой трудоспособный мужчина, который, по мнению Эгрила, мог представлять угрозу любого рода. После этого пропали священники, учителя. И это продолжается. Каждый день они находят предлог, чтобы схватить кого-то еще. Мы не знаем, казнят ли они их всех или куда-то увозят. Мы ничего не знаем.

— Они повесили много людей на городской площади. Каждый день. И я слышала истории... Пытки. Увечья.

— Исчезает больше людей, чем мы можем отследить. Тюрьмы переполнены, но, несмотря на это, цифры не совпадают — мы понятия не имеем, что они с ними делают.

— Я бы хотела, чтобы они оставили нас в покое.

— Они говорят, это потому, что мы поклоняемся не тем Богам. — Берис наклонил голову в сторону идола на ее полке. — Рааку утверждает, что он потомок Кейджа, и он завоевывает мир, чтобы изгнать всех Ложных Богов.

— Это правда? — Она нервно взглянула на статуэтку. Она была в храме Кейджа, слушала жрецов, молила своих собственных Богов о понимании и прощении, пока стояла там на коленях. Была ли она неправа?

— Не знаю. Может быть, да, может быть, нет. Откуда-то он черпает свою силу. И уж точно не похоже, что наши Боги заботятся о нас прямо сейчас, верно?

Тиннстра вздрогнула. Она не хотела думать ни о чем из этого. Ее воображение было более чем способно сделать все еще хуже:

— Как давно ты вернулся? Почему ты не дал мне знать, что жив?

— Я пробыл здесь несколько недель, но вступать в контакт было небезопасно. Я не хотел давать кому-нибудь повод тебя похитить. Кто-то мог бы сказать им, кто ты такая — кем была твоя семья. Встреча со мной стала бы последней соломинкой.

— Я не представляю для них угрозы. Я следую правилам. Я хожу в храм. Я не выхожу на улицу после комендантского часа.

— Ты дочь Грима Дагена, одного из самых знаменитых воинов Шулка, которых когда-либо знала Джия. Этого достаточно, чтобы заставить кого-нибудь тебя бояться.

— Никто не знает, кто я такая. — Тиннстра спрятала свою грустную улыбку, уставившись в свой чай. Она не могла встретиться взглядом с Берисом. Она не могла сказать ему правду. Как она на самом деле была счастлива, что имя ее отца не лежит тяжелым грузом на ее плечах. Правда слишком сильно походила на предательство.

— Отец часто говорил, что из всех нас ты лучше всех владеешь мечом, — сказал Берис, пытаясь ее подбодрить. — Он гордился тобой.

— Я не боец, каким был он. Как ты. Прости, но я не такая. — Должна ли она сказать ему правду? Что она — позор семьи? Что ее выгнали из Котеге? Что она трусиха среди героев? Нет, для этого я недостаточно храбра.

— Ты все еще практикуешь шуликан?

— Каждое утро, когда встаю. Именно так, как учил нас отец. Правда, не настоящим мечом. Сейчас ни у кого нет оружия. — Она отхлебнула чай. — Не знаю, почему я вообще это делаю. Не то чтобы я когда-нибудь с кем-нибудь дралась, но… Это помогает мне чувствовать себя ближе к нему. Я слышу, как он прорабатывает мои позиции, поправляет мою стойку или ругает меня, когда я что-то делаю неправильно. Он всегда был таким терпеливым.

Берис улыбнулся:

— Только потому, что у тебя все это так хорошо получалось. Со мной, Джонасом и Сомоном он был намного жестче. К концу наших занятий мы были покрыты синяками.

— Я никогда не смотрела на это в таком свете. Мне казалось, он не верил, что я достаточно хороша, и давил на меня сильнее.

— Мы все завидовали твоему таланту, Тинн.

— Никогда не чувствовала себя талантливой. — Тиннстра, наконец, подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Она не хотела говорить ни о чем из этого. Это все еще было слишком больно. Она все еще слышала, как генерал Харка — ее собственный крестный — говорил ей, что она никто. И был прав. — Я никогда не была такой храброй, как ты. И никогда не буду.

— Тинн. — Голос Бериса был мягким, но в нем было что-то такое, что до смерти напугало Тиннстру. — Мне нужно, чтобы ты