Книга Странствие. Книга I - Григорий Исаев

ужас и оцепенение. Он вжался в стену надеясь, что Максиан не станет к нему приближаться.

Жалобный рев эхом разносился через коридоры по всей темнице. Зловещие его отголоски возвращались, будто все заключенные стали реветь вместе с Максианом. Из глубины темницы вновь донесся знакомый скрежет. Кто-то приближался. Максиан продолжал дико кричать, а Натан догадался, что идут к ним. Переступая через свой страх, он подбежал к легату и попытался его успокоить, но сквозь тьму увидел наводящий ужас взгляд — белые пятна глаз глядели на него с невероятной яростью. Натан отступил.

В камеру ворвались двое стражников. Они бросились к легату и стали избивать его мечами, не доставая из ножен. Максиан попытался вступить схватку, но силы были не равными. Натан только слышал, как из темноты доносились звуки ударов, стоны и рычание избиваемого. Потом их обоих заковали в кандалы, прикрепленные к стенам. Холодный ржавый метал врезался в нежную кожу кистей. Кандалы Натана были слишком высоко над полом, из-за чего он не мог сидеть, вытянув ноги — ему приходилось сидеть на корточках, чтобы кандалы не резали руки. Ноги затекали и болели. Максиан громко и болезненно стонал всю ночь у противоположенной стены и только к утру стих. Вместе с ним уснул и Натан.

Если знать, каким до этого был легат Западных Ветров Максиум Люксидум, то сложно поверить, что он превратился в тронувшегося умом, задавленного и озверевшего человечишку. Прежде он был действительно великим, победоносным военачальником, гордо несущим знамя победы Республики. Первая Юкстомарская война[22], война с пиратами-навианцами за господство на море, Малая Юкстомарская война — тридцать лет войн было в его жизни, если не считать других мелких конфликтов. Он пришел в армию по велению отца, также знатного командира, и быстро доказал свое значимость на поле боя. Ему сопутствовала удача, боги благоволили — он приносил значимые победы для Эзилата. Его имя было на устах у народа, о нем говорили вельможи, ему ни раз устраивали триумфальный прием всем городом. И вот теперь он был здесь. Жалкое зрелище.

К обеду обоих заключенных разбудила стража. Их освободили из оков и просили им по куску черствого хлеба, а после ушли. Натан уже сильно проголодался и стал грызть булку, не отрывая от нее куски. Максиан не ел. Они все также не видели друг друга, но слышали.

— Если бы мой сын был на моей стороне, как ему и подобало, Иллир никогда не захватил бы власть, — неожиданно сказал Максиан. Натан отвлекся от еды и прислушался. — Но он не был на моей стороне. Он всегда делал все мне наперекор. Он меня ненавидел, как только обрел рассудок. Он жестокосердный убийца, как и Иллир.

— О чем это ты?

— Он убил мою жену. Мою любимую…

Натан окаменел, услышав эти слова.

— Как? — уточнил Натан.

Максиан наконец взял свой кусок хлеба и стал отрывать от него куски, запихивать их себе в рот и со злобой жевать. В какой-то момент он ответил:

— Это было двадцать лет назад. Титу было двенадцать. Они гуляли вдоль скалистого берега. Там он столкнул ее со скалы. — Натан не смог ничего ответить — он был в ужасе от услышанного. Это казалось ему похожим на Тита. Он действительно походил на жестокого мясника, не чувствующего жалости к людям. Максиан продолжил: — Я хотел убить его, но не смог. Зря… Сейчас бы было все по-старому. Не смогли бы меня так подло обмануть и схватить.

Через некоторое время вновь проскрипела тяжелая решетчатая дверь в глубине коридора, потом послышался топот ног. Из некоторых камер выводили заключенных. В конце конов дошли и до камеры Максиана и Натана. Факел осветил помещение. В дверях показался Тит. Его глаза поблескивали в свете пламени.

— Ты… — прошипел Максиан.

— Здравствуй, отец. — Он вошел в глубь камеры, бросил беглый взгляд на Натана, потом повернулся к Максиану. — Пришел час. Я очень надеюсь, что ты все-таки образумился.

— Мне незачем это делать. Образумиться нужно тебе.

Тит некоторое время смотрел на Максиана, а затем сказал:

— В детстве я мечтал быть таким же как ты — великим, но понял, что ты всего лишь упрямый глупец! Но если бы ты помнил о матери…

— О матери! Как ты смеешь упоминать ее, убийца?!

— Я не убивал…

Он осекся. Стражник зашёл в помещение. Тит не решился упоминать мать в присутствии посторонних. Он прошептал:

— Ты предпочтешь сгинуть или отступиться от своего?

— Иллир — это смерть для Эзилата. Любой, кто за ним следует, предает Республику.

— Предает тот, кто слепо верует в святость Примота и его власти. Мне все ясно. Я пытался тебе помочь, отец, — он взглянул на стражника и скомандовал: — Выводите его.

После он направился к выходу. Стражник схватил Максиана за руку и тот зарычал, словно дикий зверь.

— Ненавижу! Ненавижу тебя! Будь ты проклят!

Тит обернулся во мраки выхода из камеры. Раздался его холодный голос:

— Да. Для тебя лучше сгинуть в истории, чем измениться самому.

Тит быстро ушел, следом увели Максиана. Натан остался в камере один.

В тот день на площади установили большую трибуну. Максиана и еще нескольких заключенных привели туда и на глазах у жителей Эзилата судили. Максиана приговорили к смерти. Через несколько недель приговор должны были исполнить, а до того его заперли в одиночной камере в башне за городом.

Глава VI

Тит, часть 1

Отрывок из письма Иллиру:

«…этот человек преданный и доблестный, славный воин, но совершенно не сговорчивый. Он слепо следует своим собственным придуманным идеалам. Тут даже нет смысла упоминать о его ближайших родственниках. Таким людям следует быть в пылу битв, где они действительно могут проявить себя, но никак не в столице, где нужно иметь подходящие качества, чтобы добиться нужного результата. С ним нам не удастся вернуть стабильность в Эзилат и обеспечить Ваше спокойное правление. Поэтому прошу Вас рассмотреть возможность выслать его на север страны…».

День был в разгаре. Одинокое светило сверкало в голубом небе, будто всем видом показывая, что лишь одно оно способно это делать. Небо было пустым от горизонта до горизонта. Северный холодный ветер с порывами гулял по лугам за городом, неся с собой последнее дыхание зимы. Вокруг раскинулись бесконечные салатовые луга и поля еще не проросшей пшеницы, среди которых редко росли кипарисы и пинии. Дорога вилась среди них от самого города и исчезала где-то вдалеке на подступах к Содрабергу.

Легион охраны Эзилата выдвинулся на полигон за