Книга Аромат счастья - Натали де Рамон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Часа через два, когда трубка, неоднократно пополнявшаяся из сакрального кисета и раскалившаяся добела, дошла наконец до рядовых воинов, а вождь, шаман и советники заметно заскучали, потому что развлекавшей всех кошке надоело охотиться и она свернулась в корзине самого маленького мсье Ордегри, старший мсье Ордегри дерзко и вне очереди предложил совместить окончание процедуры с банкетом, выставив перед вождем несколько бутылочек «живой, или огненной, великий вождь, воды моего собственного изготовления».
Память поколений не сохранила, была ли съедена на банкете кошкина добыча, а если была, то в жареном или в сыром виде. Однако на рассвете мсье Ордегри и великий вождь элг-вов совершенно индивидуально и конфиденциально сигарой из запасов аптекаря скрепили двусторонний договор о том, что бледнолицый брат с одной стороны передает потомство Великой Мышиной Охотницы другой стороне в лице великого вождя и брата-элгва, который отдает в обмен бледнолицему брату в вечное пользование — как им самим, так и потомками указанного бледнолицего брата, — данную лужайку возле реки, на которой и происходил вышеупомянутый банкет и то, что ему предшествовало.
Но это было еще не все! В случае, если потомство Великой Мышиной Охотницы окажется таким же способным, как и его мать, великий вождь и бледнолицый брат обменяются еще кое-чем, а именно: великой тайной бледнолицых, с одной стороны, и великой тайной элгвов — с другой.
— Великая тайна элгвов — это понятно, — сказала я. — Это местонахождение сокровищ. Но какая же «великая тайна бледнолицых» могла заинтересовать вождя?
— Технология изготовления «огненной воды». — Проницательный Игнасио усмехнулся. — Перегонный куб.
— Выходит, мы зря сюда приехали, — огорченно произнес Марега, — ваш предок, мсье Ордегри, давным-давно распорядился золотом индейцев.
— Если бы, амиго! — Лауренсья вздохнула. — Мы бы не жили здесь. Дед ведь считает себя наследником.
— Хранителем, — поправил тот внучку, — если сокровища действительно существуют.
— То есть вы даже не уверены в существовании того, что взялись охранять? — Марега громко расхохотался. — Вы могли бы сказать об этом еще в кафе, а не тащить нас сюда на ночь глядя.
— Уверен, — не сразу, но очень определенно проговорил старик. — Теперь особенно, когда я своими глазами увидел дневник Бонвояжа.
— Подождите, господа, — вмешалась я. — Но почему же аптекарь не узнал великую тайну? Неужели потомство легендарной Мруси не оправдало возложенных надежд?
— Оправдало, кошки — они и есть кошки. Что с ними будет! А вот дети Жака Ордегри заболели корью.
— Надеюсь, они выздоровели? — иронично предположил Марега. По-моему, это прозвучало неделикатно. — Иначе кто бы нам рассказывал сейчас занимательные истории?
— Я не имею никакого отношения к медицине, доктор Алекс, — я пристально посмотрела ему в глаза, — но даже я знаю, что у индейцев не было иммунитета к европейским болезням.
— Я сомневаюсь насчет кори. — Марега скривил губы.
— Может быть, это была не корь, а что-то другое, док, — виновато произнес папаша Ордегри, — но индейцы действительно заболели почти все поголовно. Мой предок не оставил мемуаров, а других аптекарей в нашем роду не было.
* * *
Когда заболел пятый взрослый индеец и несколько детей, честный мэтр Ордегри понял, что началась настоящая эпидемия. Значит, надо любым способом бороться с болезнью. А наш аптекарь знал их немало, тем не менее лучшим и наиболее действенным эликсиром-от-всего он считал «живую воду». И принялся гнать ее из оказавшихся под рукой бананов, манго и прочих экзотических фруктов, не находя нужным скрывать «тайну белых» в столь трудное для бра-тьев-элгвов время.
Вождь, будучи человеком передовым, сразу же разделил его взгляды. Аптекарь предполагал встретить сопротивление со стороны шамана, но тот рассудил на удивление здраво: раз это болезнь белого человека, то и лечить ее следует его же белыми методами. И так активно налегал на «белый» эликсир, что умудрился остаться единственным, кто не заболел.
А вот вождь заболел. Мэтр Ордегри плакал как ребенок, когда тот трудно умирал у него на руках, не приходя в сознание. Ведь всего лишь вчера они оба мечтали, как с большой помпой отметят изгнание болезни из племени, а потом вдвоем отправятся в путь, который приведет их в золотой тайный храм Великого Солнца, где они принесут жертву в знак вечного братства белого человека и элгва.
К слезам белого брата шаман отнесся с пониманием и даже поделился своими мыслями о том, что теперь ему как собеседнику духов предстоят большие трудности с выборами нового вождя, так как покойный не успел назвать имя своего приемника. Сообщил также, что завтра на рассвете все племя понесет останки вождя в Долину Вечности, а когда они вернутся, шаман даже не предполагает, впрочем, они могут и не вернуться, все будет зависеть от воли нового вождя, имя которого шаману должны назвать духи.
— Возьми меня с собой в золотой храм Великого Солнца, — попросил шамана аптекарь. — Вождь обещал сводить меня туда, я же открыл ему тайну белых, чтобы мы смогли вылечить племя.
Но шаман отказался категорически, ссылаясь на то, что договор был не с ним, а с покойным вождем. Впрочем, вполне вероятно, что шаман просто не знал дороги. Ведь знаки и вехи, которые указывают и оберегают путь в золотой храм, умирающий вождь мог сообщить только непосредственно своему преемнику, которого он так и не успел назначить.
Мы молчали. Шум далекого водопада словно приблизился. Так же громко шелестели крылья огромной ночной бабочки, залетевшей в дом. Она тяжело и неуклюже перепархивала от одной керосиновой лампы к другой, а потом облюбовала наконец самую большую посередине стола, присела на нее, как будто обняв огонь крыльями, и тут же упала на скатерть.
Мне вдруг сделалось ужасно жаль эту мохнатую дуру. Ее крылья еще трепетали и бились по столу, но было совершенно очевидно, что ей уже никогда не суждено вернуться в ночное небо. А ведь в те легендарные времена точно так же шумел водопад и точно такие же бабочки летели на огонь костров...
— Все-таки мне не верится, что шаман не знал дороги к золотому храму, — нарушил молчание насмешливый голос Мареги.
Какой же он несносный, подумала я. Игнасио, профессиональный историк, и то не позволяет себе подшучивать над семейным преданием. Даже в самых невероятных местах он тактично молчал и лишь улыбался мне одними глазами, когда мы невольно встречались взглядами.
Мсье Ордегри вздохнул, осторожно передвинул бабочку на бумажную тарелку, подошел к окну и выбросил ее наружу, очень быстро открыв и закрыв форточку. Мы все наблюдали за ним, словно в его действиях было что-то магическое.
— Священнослужитель не мог не знать дороги к храму, — повторил Марега.