Книга Вызов - Ирина Ячменникова

но капитан подключил все свои связи и положение, чтобы доставить уже, считай, бывшего кадета в Оплот. Чтобы тот предал его.

— Ты, надеюсь, простил её? — продолжил потрошить душу сопровождающий. — Если нет, то самое время. В любом случае, скажи ей, что счастлив и благодарен за всё, что она для тебя сделала. Отпусти её с миром и награди покоем.

Бред. О каком покое шла речь? Может ли быть что-то более будоражащее, чем эта встреча? Как нож в сердце и провернуть. Ро не понимал, что ему делать и как себя вести. Войти к ней и смотреть, как она рыдает и тянет к нему тонкие руки? Или как смиренно уставилась в потолок, читая тихую молитву? Броситься к ней и крепко обнять, прижимая, как она должна была держать когда-то, не позволяя чёрствым сородичам отобрать? Присоединиться к чтению молитвы, глуша ядовитую горечь? Шутить, улыбаться? Солгать, что всё не напрасно? А может расшибиться о стену или выйти в окно? Даже попытка обойти вышколенную пограничную стражу, рискуя всем, что только осталось, казалась не такой безумной и разрушительной, как эта долгожданная встреча.

— О чём думаешь? — спросил капитан, взирая на опустошённое лицо кадета.

Ро думал о том, что он плохой сын, пусть, справедливости ради, она не самая лучшая мать. Но он её любил со всеми её причудами, подгоревшими пирогами, ушлыми дружками и фальшивыми письмами.

— Вам никогда не нравились мои мысли, — вздохнул воспитанник и постарался затолкать щупальца своих терзаний как можно глубже в пучину души.

— Некоторые из них я до сих пор нахожу блестящими, — не согласился сопровождающий, имея в виду решение задачек и придумки по тактике.

— Возможно, я ещё сумею вас удивить, — проворчал Ро и отстал на пару шагов, чтобы спастись от гнетущего внимания.

Со всеми необходимыми бумагами на воротах их не задержали. Офицер имел множество причин здесь находиться, а солдат в форме выпускника кадетского корпуса расценивался обычным сопровождением. Хотя всё и было наоборот.

Ро нервозно поглаживал рукоять рапиры, которую теперь имел право носить сутки напролёт, не снимая и не сдавая в оружейную, как раньше после тренировок. А шерстяной котан, надетый по погоде, теперь не был опостылевшим серо-коричневым, а сменился не менее скучный — серо-зелёный. Свидетельство позора оставалось на месте — на левом плече. Ровный лоскут красной ткани с обмётанными краями, повязанный вокруг руки. Начищенные ботфорты и пряжки на новенькой портупее — такой, что можно будет ещё долго подгонять под себя. К пятнадцати Ро значительно вытянулся, но уже было понятно, что по меркам алорцев рост у него будет средний. А вот в ширину ему ещё расти и расти, избавляясь от подростковой изящности. И всё же в нём уже отчётливо угадывался ладный мужчина с широкими плечами и правильной осанкой. Год-другой, и сам себя не узнает.

В довольно худом заплечном мешке тряслись сухари и походные галеты, набранные в дорогу и про запас, а в потайном кармане, старательно пришитом изнутри, пряталась бумага с печатью. Если не будет иных идей, придётся подделать выездной пропуск и надеяться, что не придерутся. Только бы отделаться от надзирателя.

Капитан и его подопечный шли по чистой улице. Каждый смотрел в сторону, молчал и думал о чём-то своём, но оба знали, что это последний день, проведённый вместе. Возможно, они давно надоели друг другу, особенно за последние полгода. Чем ближе распределение, тем больше внимания выпускникам. Наставники знали их сильные и слабые стороны, фокусировались на первых, но не забывали и о последних. Кадеты готовились уже не по общему плану, а так, чтобы войти во взрослую жизнь с прилежным соответствием той роли, которую им уготовили командиры. Будь то пехота, артиллерия, флот, инженерное дело, разведка или что-то другое.

Ровные прямоугольные здания украшали стройные колонны, но на этом красо́ты городка заканчивались. Белый камень казался блёклым серовато-жёлтым в тени Багрового хребта, а принесённая ветром глиняная крошка скапливалась между плитами под ногами и смотрелась не иначе, как грязь. Всё вокруг — жилые дома, поделённые между общинами. Женщины и мужчины сами выбирали с кем жить и спать, сбиваясь в небольшие, а иногда и многочисленные группы. Внешний порядок нарушали лишь крики малышей, гонявшихся друг за другом вокруг постамента. Совсем крохи, но уже через год-другой их отдадут на воспитание государству. Сыны и дочери солнцеликого должны работать и пожинать плоды своих трудов, а не возиться с обузами. Алуар обо всех позаботится: взрослым — дело, время и силы, детям — опеку и кров.

Знал бы Ро о том, что жить можно иначе, если бы родился под знаком Колласа, а не в комнатушке с резными ставнями в одной из таверн страны гроз? Да какая теперь разница. Он уже был таким, каков есть, и ничего с этим нельзя было сделать.

— Поднимемся в форт? — внезапно предложил капитан.

Ро уставился на него удивлённо-растерянно, а потом поднял взгляд на высокую крепость.

— А туда разве можно?

— Мне — можно, — улыбнулся капитан и зашагал в сторону раздольного изгиба гор. — Идём. Вид тебе точно понравится.

Это было невероятным подарком! Ро обожал высоту и красивые виды, а также нуждался в поводе отвлечься от панических мыслей. И вместе с тем то была возможность окинуть взглядом Оплот и линию защиты и прикинуть, как лучше устроить побег.

До крепости вымостили широченную дорогу, постепенно взбирающуюся вверх и переходящую в ступени. Выше громоздились двойные ворота, обступаемые сторожевыми башнями. Укрепления прилегали к скале и взбирались на соседнюю, а с той доставали до следующей и вырастали смотровой площадкой, сейчас заслонявшей солнце. Форт не охранял город с запада или юга. Он выдавался на северо-востоке, взирая в сторону ближних соседей. Алуар с Халасатом не враждовали, но дружить и торговать надёжнее и приятнее с теми, до кого долетает пушечный залп.

Офицера и солдата пропустили после недолгого разговора. Их провели по ряду площадок, предназначенных для посадки дирижаблей, и представили коменданту. Тот оказался довольно молодым мужчиной, выпустившимся из восточного кадетского корпуса больше десятка лет назад. Званием он превосходил капитана, но встретил, как старого друга, и увлёк беседой едва ли не на полчаса. Роваджи молчал, стоя смирно, но жадно