Книга Непокорные - Эмилия Харт

в этом такого смешного? – спросила она.

– Ты необычная девушка. Сначала мошки, теперь сверчки… Никогда не встречал девушку, да и парня тоже, которая бы так увлекалась насекомыми.

– Просто они кажутся мне очень интересными, – сказала она. – И красивыми. Но жизнь у них очень коротка, и это так грустно. Например, ты знал, что поденки живут всего один день?

Однажды на берегу ручья она видела целый рой поденок. Огромное сверкающее облако, пульсирующее над поверхностью воды. Вайолет показалось, что они танцуют, и она сильно смутилась, когда узнала от садовника Динсдейла, что на самом деле они спаривались. Ей представилась эта картина, и тут же ее щеки вспыхнули. Что бы сказал Фредерик, узнав, что ее посещают столь неподобающие мысли? Хорошо, что она не заговорила об этом.

– Представь себе, – продолжила она, поспешно меняя тему, – что всему на земле осталось жить один день. Я даже не знаю, как бы я выбирала между тем, чтобы сесть на поезд до Лондона и увидеть Музей естественной истории, или… просто весь день проваляться у ручья. Провести последний день с птицами, насекомыми и цветами…

– Я знаю, что бы сделал я, – сказал Фредерик. Они как раз проходили мимо куста шиповника. Вайолет осознала, что она не знает, куда делись Отец с Грэмом: возможно, они уже вернулись домой. Поучающий Грэма голос Отца («Сын, ты должен как следует навести ружье»), уже давно пропал.

– И что бы ты сделал, Фредерик? – спросила она, вспыхнув от того, что ее губы произнесли его имя. Внутри нее заклокотало странное трепетное чувство.

Он засмеялся и придвинулся ближе, его рука коснулась ее руки, и ее сердце пропустило удар.

– Я покажу тебе, но только если ты закроешь глаза.

Вайолет так и сделала. Неожиданно на ее талии оказалась его рука, большая и грубая даже сквозь ткань юбки. Приоткрыв глаза, она увидела, что розовые сполохи заката заслонило лицо Фредерика. Она почувствовала, как его дыхание щекочет ей нос. Оно было горячим и пахло кофе и чем-то еще, чем-то кислым, и Вайолет вдруг подумалось – как ни странно, совсем не по сезону – о рождественском пудинге. Вайолет попыталась вспомнить, как миссис Киркби называла то, чем она пропитывала пудинг перед тем, как поджечь, но…

Он целовал ее. Точнее, Вайолет полагала, что он делал именно это. Она знала, что люди целуются, из книжек («прикосновенье грубых пальцев я сглажу нежным поцелуем» – кажется, так было у Шекспира?), и еще потому, что однажды она увидела, как Пенни целуется с Нилом, злополучным помощником садовника. Они вжались в стену конюшни, цепляясь друг за друга, будто утопающие. Выглядело это довольно неприятно.

Вайолет удивилась, что она думает обо всем этом, в то время как ее губы полностью захвачены его – довольно влажными – губами. Она обнаружила, что не может нормально дышать. Ей было не совсем понятно, как вообще можно дышать, когда ее рот закрыт его (вкус его рта был очень взрослым, как будто он многое повидал и побывал в местах, которые она даже не может представить… ей снова вспомнился рождественский пудинг, но почему?).

Тогда она стала вдыхать и выдыхать через нос, гадая, дышит ли она так же шумно, как корова, и насколько это слышно Фредерику… Ее мозг словно превратился в водоворот. Она снова подумала об утопающих. Он целовал ее все яростнее, оттесняя к шиповнику; она почувствовала, как ветки тычутся ей в спину и в волосы – нужно будет убрать все из волос, чтобы Отец не увидел… И тут Фредерик сделал нечто, от чего все мысли вылетели у нее из головы. Он сунул ей в рот что-то влажное и скользкое – у нее мелькнула мысль о жабе, – и она догадалась, что это его язык. Она закашлялась, и он отстранился. Вайолет сделала глубокий вдох, вбирая в себя чистый вечерний воздух.

– Прости, – сказал Фредерик, – я немного увлекся. – Он протянул руку и легонько провел пальцем по ее ожерелью.

Вайолет вздрогнула. Это было почти приятнее поцелуя.

– Пора нам возвращаться, чтобы успеть к ужину, – сказал он. – Но нужно повторить это, например, завтра вечером в это же время?

Она просто кивнула – на время лишившись дара речи. Он развернулся и пошел к Ортон-холлу. Высокие башенки, окна, отражающие закатное солнце: сейчас Ортон выглядел будто картинка из книги – этакий корабль в бушующем море. Она немного постояла, выравнивая дыхание и выбирая веточки из волос. По пути домой (пару раз она споткнулась, все еще ощущая его губы на своих) Вайолет гадала, выглядит ли она по-прежнему или что-то изменилось, может ли кто-то понять, что случилось, просто посмотрев на нее. Она определенно чувствовала себя иначе. Сердце в груди билось так сильно, будто она долго бежала.

И только когда она оказалась за закрытой дверью у себя в комнате и ее разум успокоился, в голове снова всплыли слова, сказанные Фредериком до того, как он так неожиданно поцеловал ее.

Она была опасна для самой себя. И для малыша.

Вайолет была уверена, что ее мама умерла при родах.

Но по словам Фредерика выходило, будто Грэм уже родился.

18

Кейт

Кейт живет в коттедже уже три недели. Сейчас поздняя весна, год входит в пору расцвета. Ночью шел дождь – настолько сильный, что она боялась, что рухнет крыша, – но сегодня небо ясно-голубое, воздух горячий. Горячий и густой – такой же, как ее кровь, которая, кажется, в последние недели течет по венам гораздо медленнее, чем раньше.

Этим утром по дороге в деревню ей попадается очередная связка кротов, привязанная за хвосты к ржавым воротам. Над ней вьются мухи, курсируя между влажной шерсткой и растущими вдоль дороги кустами фиалок. Кейт узнала, что это местная традиция: продавщица в овощной лавке недоуменно посмотрела на Кейт, когда та робко спросила об этом, но объяснила, что таким образом ловец кротов доказывает свое мастерство. Но эти высохшие тельца все равно кажутся Кейт неким предупреждением об опасности.

К тому времени, как она добирается до медицинского центра, рубашка уже влажная от волнения и нагрузки. Ей было сказано прийти с полным мочевым пузырем, поэтому низ живота напряжен и болит; пояс от юбки давит на живот. Кейт смотрит на часы: десять минут десятого. Она пришла на пять минут раньше.

Может быть, она и не войдет. Может быть, развернется и отправится обратно в коттедж, даже не постучавшись в эту дверь: точно так же она неоднократно