Книга Красный дождь в апреле - Лев Александрович Бураков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И бьют эту хваленую армию, — Бурчак стукнул кулаком по колену, — бьют ведь и кто? Наши простаки-хлопцы!
— А мы ждем, — вставил Кичигин тихо, — выжидаем.
— Давайте выступим, — откликнулся живо Цвиллинг, — возьмем рогатины, ножи, серпы и айда! Вперед! Гибель на баррикадах под красным флагом, — это почетно и красиво…
— Ирония — не доказательство, — бросил Кичигин сухо, — а руки скучают…
— Лишь бы не скучала голова, — Цвиллинг встал и прошелся по комнате. Все замолчали. Цвиллинг подошел к печке. Рыжие отсветы играли на его лице. Цвиллинг протянул руки, будто хотел поймать прыгающий свет. — Положение, товарищи, сложное. И весьма. Нам нужно довести революцию до конца, Семен. Так? Так и только так. Ленин перед Октябрьскими событиями говорил: вчера было начинать рано, а завтра уже будет поздно. Судьба восстания зависела от часов и минут… Поймите меня правильно…
— Да понимаю я все, а здесь вот! — Кичигин ударил себя в грудь, — здесь вот кипит! Распоясались дутовцы.
— Это верно, — сказал Мискинов и закашлялся, — еще одну квартиру потеряли мы, считай теперь, — в ресторан появляться опасно…
Ленька отодвинулся от отца, весь напрягся.
— Иди-ка спать, Леня, — толкнул его в плечо отец, — иди.
— Не хочу, — заупрямился Ленька, — опять секретные разговоры?
— Почему секретные? — Цвиллинг блеснул глазами, — оставайся, слушай. Обижаться не надо — сиди, пожалуйста. Ведь что тут скрывать: уйдем мы к нашим сегодня. И отец должен уйти…
— И я пойду с вами. Не маленький — сами говорили, — Ленька потянулся за махоркой, но взглянув на отца, закурить не решился.
Что ему делать здесь, в пустом доме? Ночевал у Бурчаков и как-то забывался, а сегодня все кажется: вот мама войдет, станет собирать обед, в тарелку отцу положит самый большой кусок мяса, а он, как обычно, переложит Леньке. И мать шутливо покачает головой: не слушаетесь вы меня, мужики! Не уважаете хозяйку. Нет не появится больше мама. Никогда больше не сидеть им всем троим за столом…
— Нет, я не останусь, — Ленька вздохнул, — я на войне обузой не буду, поверьте мне! Ну, скажите, Моисеич, как я вел себя тут, скажите же!
— Поведение было отличное, верно, — согласился Цвиллинг, — революции нужны и старые, и молодые солдаты. Но при условии, что все они дисциплинированы. Умеют подчиняться, слушаться старших. Да, строго исполнять решения партии, большинства. Но ты все же должен остаться. Дел и здесь много…
— Я вот тоже остаюсь, — вставил Мискинов, — а что мне не хочется в бой, что ли? Очень хочется, Леня, очень!
— Будешь жить у Александра Михайловича, помогать Наташе, — ласково сказал отец.
Ленька слушал и думал: нет, шалишь, все равно убегу. Револьвер достану. Воевать пойду, вот только Еву надо повидать… Кто знает, что может случиться?
— Но смотри, Леонтий, — пригрозил отец, — не вздумай самовольничать. Василий Исаевич остается, будешь ему в делах наших помощником. Ослушаешься — подведешь всех.
— Нет, он парень толковый, — заступился Цвиллинг. Так сказал, будто больше отца знает его, Ленькин характер. И Ленька засомневался: а что, если и впрямь остаться в городе? Здесь тоже важно больше иметь своих. И верно, дел хватит, если, конечно, и ему будут давать задания…
А отец говорил:
— …начало удалось, но нас ищут. Надо пробраться к станции незаметно. Поэтому прежде, чем придет Моисеев, надо условиться: кто с кем и по каким улицам пойдет… Я предлагаю…
Ленька с гордостью смотрел на отца: вон он какой, оказывается, с самим Цвиллингом наравне. Предлагает, советует. Поведет всех через фронт, к Кобозеву…
— Ты иди с Моисеичем, — шепнул Ленька отцу, — он еще город плохо знает…
— Верно, — кивнул отец и громко сказал, — тут предложение поступило: мне идти с Цвиллингом. Так и решим?
— Подчиняюсь, — шутливо поднял руку Цвиллинг, — решено.
— А мы тут думали свой отряд создать, — вдруг вырвалось у Леньки.
— Кто это мы? — нахмурился отец, переглянулся с Цвиллингом. — А ну говори! Еще этого не хватало: игрушки, оловянные солдатики…
— Ну мы с Санькой Мавриным и…
— И кто еще? — Цвиллинг смешливо хмыкнул. — Наверное Гришка, Моисеева племянник, и этот, как его — с лесопильного?
— Пашка Саликов, — протянул Ленька. — А вы откуда знаете? Кто из ребят сболтнул, а?
— Если бы мы ничего не знали, то гроша ломаного бы не стоили, — улыбаясь, проговорил Цвиллинг. — Но, товарищи, это не игра. Нет, серьезное дело затевают ребята. Вот на питерских заводах уже Союзы создаются. В них молодые рабочие объединяются. Дело хорошее. Его нам надо поддержать…
— И без них хлопот полон рот, — заикнулся Мискинов, и отец Ленькин согласно кивнул, но Цвиллинг упрямо рассек ладонью воздух:
— Да что вы, право?! Вдумайтесь: смена нам растет. Смена. Вот наган мне Леня отдал однажды. Доверил. А сейчас свои мысли доверяет. Это еще ценнее. И мы должны по-ленински подойти ко всему этому: поддержать, помочь ребятам объединиться…
— Вообще-то, конечно, дело доброе, — отозвался Бурчак, — но не спешите, ребята, поперед батьки не лезьте. Вот освободим город и обмозгуем все вместе.
— А пока укрепляйте связи друг с другом, — сказал Цвиллинг, — своих подбирайте: рабочих ребят, стойких, серьезных…
— А Еву можно? — тихо спросил Ленька. — Красинскую Еву?..
— Можно, — твердо и серьезно ответил Цвиллинг, — верная дивчина, смелая. Рискуют с матерью ежечасно головами…
В дверях тихо стукнули. Ленька откинул щеколду. На пороге появился худощавый мальчик. Он снял киргизский лисий треух и ярко-рыжие волосы на голове встали дыбом, будто под шапкой у него была еще одна, меньше, но такая же пышная и рыжая.
— Вот вам и юный Моисеев! — Цвиллинг подошел, сжал за плечо, заглянул в глаза, — а дядя где? — Что-нибудь случилось?
— Да, ничего, — Гриша шмыгнул носом, стрельнув глазами на Леньку, — стоит на улице, посматривает: не следит ли кто… Вместе мы пришли. Пора…
— Пора, так пора! — Цвиллинг пожал руку Леньке. Отец нагнулся, оцарапал жесткой бородой, неловко поцеловал:
— Смотри, не балуй тут.
Ленька отвел глаза: чего еще! Не маленький. Так и расстались. Будто на минуту. А оказалось-то не на минуту, и не на год…
В городе хозяйничали белоказаки. Но хозяйничать им оставалось недолго. В очередях в булочных открыто говорили: конец дутовщине подходит, красные близко. А в очередях уж всегда правду скажут. Где-то в кобозевских отрядах сражается отец. Он жив. Хотя и редко, но приходят от него добрые вести.
Вот какая сила у белых — тысячи штыков и сабель, а ничего сделать не могут. Больницы переполнены ранеными. Жмут красные, ой, как жмут!
Ленька улыбался. Он чуть ли не приплясывал от избытка
