Книга Маленький адепт Великой тьмы - Андрей Коткин

ребята тоже не встретили.

Еще из-за гораздо меньшей толчеи поднимать найденные монетки было гораздо легче, никто не пихался при этом в спину и не ругался по поводу создаваемого затора. А отрицательный момент реально был всего один единственный и, разумеется, тоже касался монеток: их они вдвоем с Сенькой в небазарный день собирали гораздо меньше, особенно Сенька. Ну, реально же его семь копеек бледно смотрятся даже на фоне Андрейкиных двадцати трех.

— Дурацкая какая-то магия! — Сердился приятель, — всего один раз почувствовал что-то, и то на копейку, а остальные монеты я просто глазами увидел.

Так бы и ушли они с базара почти ни с чем, но в один прекрасный момент в ушах Андрея послышался очень тихий голос чертенка:

— Андрей, сейчас в конце ряда поверни направо и иди в направлении мусорки, — и после выполнения команды, спустя пару минут, — стой, слева от тебя, в сугробе, чуть правее… есть! Это оно.

Двадцать четыре рубля! По меркам простого городского мальчишки — так просто огромная сумма! И купюры, вложенные в потертый кожаный, немного промерзший бумажник, оказались очень удобными, чтобы разделить весь этот полученный улов надвое: четыре синеньких пятерки с портретом древней царицы, сидящей на троне с орленым щитом и посохом в руках, и четыре бурых казначейских билета рублевого достоинства. Ну, они же вдвоем с Сенькой этот промысел затеяли, значит, по-честному будет поделить все найденное пополам.

Вот только Семен с таким разделом внезапно категорически не согласился:

— Неправильно ты, Андрюха, найденное сейчас поделил. Нас же не двое, а трое в этом деле участвовало, Ло вообще нужно прикупить новую рубаху взамен той рванины, в которой он сейчас одет. Так что каждому приходится по восемь рублей и десять копеек.

Так вот и получилось, что, вроде, наш герой снова в большом прибытке оказался, а по факту домой опять с далеко не полной суммой возвращался, зато с красивой вышитой рубашкой, штанами, ботинками и парусиновым картузом с лаковым козырьком. Доли чертенка на все эти покупки еще и не хватило, потому Андрейке пришлось еще дополнительно из своих выделять.

Ло же, когда узнал, что его тоже в разделе добычи, как равного посчитали, так настолько расчувствовался, что сразу же новое дельное предложение выдвинул:

— Большинство монет, наподобие тех, что вы ищете, сейчас вообще в снегу, у торговцев под ногами, валяется. Если хочешь, я вечером, когда рынок закроется, сюда схожу, все их соберу и принесу.

Уже к вечеру, дома, нарядив в закутке за печкой, чтобы домашние не увидели, чертенка в купленные обновки, Андрейка грустно вопросил (к ним как раз перед этим Лушка попыталась залезть, заинтересовалась, чего это брат там прячется, так что смог убедиться):

— Ло, а почему, та одежда, в которой ты наш мир прибыл, исчезает вместе с тобой, а одежда, которую тебе купили мы сами, так и остается лежать после твоего исчезновения? Та одежда у тебя тоже энергетическая, да?

— Одежда на мне самая обычная, просто я ее уже очень давно ношу, и она пропиталась моими энергетическими эманациями. Если бы я, к примеру, проносил вот эту шапку неделю или две, не снимая, она бы тоже вместе со мной начала бы в астрал уходить. — Со знанием дела пояснил чертенок, и тут же был озадачен своим хозяином как можно более частой ноской купленных ими обновок. Ну, чтобы и эта одежда тоже могла отправляться в бестелесность вместе с ним.

Утреннее пробуждение у Андрейки на следующий день получилось совершенно замечательным. Мало того, что во сне он все новые и новые монетки находил, так и с пробуждением горка найденных монеток, оказавшихся в его распоряжении, почти не отличалась от той, что во сне: Ло, как и обещался, сгонял до территории рынка и, несмотря на то, что по ночам там прохаживался сторож с берданкой, собрал медяков и серебра на два рубля с мелочью. Если учесть, что вся эта сумма отходила одному Андрейке (Ло от добытых денег отказался, а Семка же в этот раз в новой авантюре и вовсе не участвовал), то мальчику точно было чему радоваться.

И начался новый день! Если накануне Семен приходил к Андрейке, то сегодня сам Андрей отправился вызывать Сему на улицу. На Андрейкин призыв лицо друга показалось на пару мгновений в окошке, а спустя несколько минут уже и сам Семка, собственной персоной вышел со двора, торопливо застегивая пуговицы на своей куртке.

— Чем будем заниматься? — Схода задал он животрепещущий вопрос и, не дожидаясь ответа друга продолжил: — Ты слыхал, кстати, что Лукерьиха в монастырь ушла? Мне вчера мамка сказала. Говорят, замучили ее угрызения совести, даже спать толком не могла в последнее время. Скоро у Калмыковых появятся новые соседи.

О, как! Когда Андрей не так уж и давно, в порыве чувств, накладывал на нее свое проклятие, о подобном исходе он уж точно не думал. Хотя, признаться, эту склочную тетку ему и сейчас не было жалко. Вот ни чуточки! Может, новые хозяева дома Лукерьихи окажутся лучшими соседями. Кста-а-ти!…

— Семка, а ты сообщил Надькиным родителям в тот раз, что с их дочкой все в порядке, чтобы они не волновались?

— … Н-нет…. Я думал, ты им сообщишь, — растерялся от этого вопроса друг.

— И я не сообщил. Там сначала монахи чуть не по головам ходили, а потом я забыл просто, — признался сам Андрейка. — Думаю, теперь уже просто так подходить к ее отцу будет неправильно. Надо бы точно узнать Надькин новый адрес.

— А давай мы с тобой к Варваре Аполлоновне прямо сейчас сходим? Она же говорила, что это ее матушка Надькиной судьбой занималась. Может, сможет сказать нам Надькин новый адресок?

Не сказать, чтобы это была очень уж замечательная идея, как можно потратить один из немногих оставшихся у них дней каникул, но Андрейку мучали угрызения совести за то, что не выполнил просьбу подруги и не рассказал родителям Надьки о ее судьбе. Потому, немного помедлив, наш герой решительно кивнул головой.

— Хорошо, пошли! Где живет Варвара Аполлоновна, мы теперь знаем.

Глава 12

Ситцевая улица встретила ребят своим обычным господским великолепием. Пара роскошно одетых дам прошла в сопровождении дородного господина в блестящей бобровой шубе. Студент, несмотря на зимний мороз, затянутый лишь в свое форменное суконное одеяние с блестящими орлеными пуговицами на коротком мундирчике, вышел из кондитерской с бумажным кульком