Книга Русский авангард. И не только - Андрей Дмитриевич Сарабьянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Михаил Ларионов. Офицерский парикмахер. Альбертина. Вена. 1910 // Народный лубок «Цирюльник хочет раскольнику бороду стричь». XVIII век
Ларионовская серия «Венер» – «Кацапская», «Еврейская», «Русская» и многочисленные графические «Маньки» – не просто эпатаж, а попытка вписать свои произведения в мировую иконографию обнаженной женской натуры от великих венецианцев (например, «Венера Урбинская» Тициана) к Эдуару Мане («Олимпия»), а за ними к себе самому.
Гончаровой заявлена тема Востока, которая очень увлекала художницу. Восток она воспринимала не в общепринятом банальном смысле – как перегруженный орнамент, а гораздо более расширенно – как природный естественный декоративизм. Одновременно восхищалась утонченностью восточного искусства.
Михаил Ларионов. Солдаты. Музей искусств округа Лос-Анджелес. 1910
Илья Зданевич, друг, помощник и единомышленник Ларионова, стал биографом Гончаровой. Правда, первая биография художницы была вымышленной. В ноябре 1913 года, в связи с закрытием персональной выставки Гончаровой, Зданевич прочел лекцию «Наталия Гончарова и всёчество». В ней он изложил фантастическую, им придуманную, но согласованную с Ларионовым биографию художницы, согласно которой она по рождению – персидская княжна, дружила с Полем Сезанном и Клодом Моне, была послушницей в монастыре и путешественницей. Она посетила страны Востока, Мадагаскар, мыс Доброй Надежды, Индию, Персию и Армению. В какой-то момент ее взяли в плен пираты, и отец заплатил огромный выкуп, чтобы она вернулась в Россию.
Мистификация не сработала – публика никак на нее не отреагировала. Рекламная акция не состоялась.
Но Ларионов и Зданевич не оставляли попыток привлечь к себе внимание. В предисловии к каталогу выставки «Мишень», показанной в Москве весной 1913 года, Ларионов объявил «признание всех стилей, которые были до нас и созданных теперь, как кубизм, футуризм, орфеизм», а также «всевозможные комбинации и смешение стилей».
Джорджоне. Спящая Венера. Галерея искусств. Дрезден. 1510
Михаил Ларионов. Кацапская Венера. Нижегородский государственный художественный музей. 1912 // Михаил Ларионов. Еврейская Венера. Екатеринбургский музей изобразительных искусств. 1912
Эдуар Мане. Олимпия. Музей Орсе. Париж. 1863 // Тициан. Венера Урбинская. Галерея Уффици. Венеция. 1538
На основе этого заявления возникла «теория всёчества» (от слова «всё») Ее автором стал Илья Зданевич, превративший мысли Ларионова в своеобразную теорию, согласно которой художник должен освоить абсолютно все техники и стили живописи, должен уметь работать в любой манере: абстрактно, декоративно, беспредметно и так далее.
В одном из докладов этого времени Зданевич утверждал, что «нужна одна религия вечной измены хамелеона» и что «наша задача – свобода от земли. Освобождаться же от земли – значит переставать быть собой, освобождаться от земли – значит поступать с собой, как с воротничком – надел раз и довольно. Значит, прийти к измене – слава ей».
Всёчество во многом объясняет разнообразие картин Гончаровой первой половины 1910-х годов, написанных до отъезда из России. Собранные вместе, они могут показаться эклектичными. На самом деле это эклектика, а авангардизм – умение работать в любой манере. Учтем, что Гончарова была необычайно трудоспособной: работала все время, всю свою жизнь. В каталоге ее московской выставки 1913 года числится семьсот пятьдесят работ, а ей в это время тридцать с небольшим лет.
Михаил Ларионов. Солнечный день. Центр Помпиду. Париж. 1913-1914
«Негритянка» (1915. ГТГ) – одна из лучших картин Гончаровой российского периода. В ней эпатаж и художественная форма сошлись воедино. Гончарова рисует негритянку с вывороченными руками и ногами, тело деформировано, лицо – маска. Модель красивая и уродливая одновременно. Особое качество, которое есть только у русских художников – сочетание уродства и красоты. Сравнение «Негритянки» Гончаровой с «Танцем» Матисса подтверждает наш тезис. Гончарова, конечно, видела панно Матисса, которое висело в щукинском особняке над парадной лестницей и встречало всех, кто входил в здание. «Танец» – это 1910 год, а «Негритянка» – 1911 год. Может быть, Гончарова созрела для того, чтобы создать свой ответ Матиссу, которого она так любила в более ранние годы? Тогда она могла бы называть свою картину – «Наш ответ Матиссу».
У Матисса главенствует идея красоты, хотя фигуры и искажены. У Гончаровой – антиэстетика. У Матисса – гармонический танец. У Гончаровой тоже танец, но танец дикой необузданной силы.
Наталья Гончарова. Лучистые лилии. Пермская государственная художественная галерея. 1913
«Негритянку» Гончарова возила с собой в Париж в первую свою поездку, показывала ее на выставке в галерее Жана Гийома. Картина не произвела впечатления. В России на нее никто тоже не обратил внимания. Она осталась непонятой, хотя сегодня воспринимается как одна из центральных в творчестве Гончаровой российского периода. Гончарова в своей художественной эволюции достигла абстракции и остановилась перед ней. За пределами фигуративности она увидела только «Пустоту». Так она назвала свою картину (1913. ГТГ). В «пустоту» Гончарова не шагнула. Она не знала, что там, и остерегалась увидеть. Сегодня мы про пустоту знаем гораздо больше, может быть – благодаря пелевинской книге «Чапаев и Пустота», может быть – благодаря тому, что пустота стала обыденным явлением.
Последнее российское изобретение Ларионова – лучизм. Идея заключалась в том, что от каждого предмета исходят лучи, которые видит художник и оперирует с ними в пространстве картины. Повальное увлечение наукой среди художников в те годы было не просто модой, а глубинным явлением. Вслед за учеными художники в своей живописи занимались поисками четвертого измерения. Они читали книги Петра Успенского и Германа Минковского, увлекались математикой и физикой. Открытие в середине 1890-х годов рентгеновских лучей тоже послужило толчком для Ларионова в создании лучизма. Но до абсолютной абстракции Ларионов в лучизме не дошел.
Оба художника уехали из России в 1915 году по приглашению Дягилева и никогда не возвращались.
За границей, в основном во Франции, они прожили бóльшую часть своей жизни. Их творчество французского периода как будто зависло в воздухе между русскими и европейскими традициями. Может быть, в этом следует видеть его своеобразие и самоценность?
Михаил Ларионов – куратор выставок
Ларионов по смелости и радикальности своего художественного мышления возвышается над горизонтом раннего русского авангарда, как недостижимая вершина. Он проложил новые пути живописи, прежде всего в примитивизме, придав ему полноценность художественного стиля. Открыл ценность народного искусства – лубка, вывески, росписи по дереву. Увидел красоту русской иконы и детского рисунка.
Эти стороны деятельности
