Книга Дом с видом на Корфу - Елена Константиновна Зелинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Покружив по залам, полным античных статуй (одна из них – Октавиан Август – была даже раскрашена в яркие цвета), японского фарфора и кремниевых наконечников для стрел, мы поднялись на последний этаж.
Узкий проход в зал украшали рисунки какаду, летучих мышей и розовых фламинго. Сам зал – довольно небольшой – представлял публике не более сотни гравюр, набросков, акварелей и пару масляных холстов, по которым можно было проследить нелегкую биографию художника, которого астма и ностальгия разрывали между Лондоном и южными странами.
В центре зала стояли витрины, накрытые стеклом, и на них были выложены альбомы с его иллюстрациями и книги.
Подойдя к первой же витрине, я вперилась взглядом в открытую книгу и замерла, как пораженная громом!
Передо мной лежало одно из первых изданий «Филина и кошечки» – сборника лимериков Эдварда Лира. Тут до меня дошло наконец, что Edward Lear, художник-натуралист, чьи гравюры я рассматривала на Корфу, и Эдуард Лир, поэт, чьи смешные и бессмысленные стишки в чудесном переводе Маршака я прекрасно знаю с детства, – одно и то же лицо!
Жила девица в России,
И сколько б ее ни просили,
Предлагая весь мир,
Запомнить, где Лир,
А где Lear,
не смогла эта дура в России!
В оправдание себе могу только сказать, что лимерики я читала, конечно, в переводе и в моей визуальной памяти имя автора запечатлилось в русском написании. Дневники и подписи к гравюрам попались мне в руки уже в оригинале, и английское имя не совпало в моей голове со своей русской версией.
Желая успокоить растрепанные чувства, мы зашли выпить горячего вина в паб «Орел и дитя» (The Eagle & Child), где Толкиен (Tolkien) и Кэрол (Carroll) по вторникам сочиняли ландшафты Средиземья и Нарнии – видимо, наперегонки. В Кроличьем зале (Rabbithall), где они обычно сиживали, мест не было.
Мы развернулись и поехали в London.
Глава 6
Город Кентербери
Про город Кентербери надо рассказывать не придумывая. Там уже, во-первых, много чего придумано, начиная с поэта Джефри Чосера и его пилигримов, которых он еще в четырнадцатом веке заставил рассказывать случаи из жизни и верхом на осликах отправил в английскую литературу, а во-вторых, столько произошло, что только поспевай находить на карте меченные историей места.
Маленький населенный пункт на юге Англии построен был, как почти все в цивилизованном мире, римлянами. Знавал он хорошие времена и при норманнах, и при саксах, но расцвет и величие принес ему случай, которым гордиться нечего, а именно убийство Томаса Беккета.
В те далекие времена в большой силе была Римско-католическая церковь. Получив корону, Генрих Анжуйский, основатель династии Плантагенетов, обнаружил, что чуть ли не половина его владений, а именно: обильные монастырские земли, богатые соборы и даже юрисдикция над ними – ему, королю Англии, собственно, не принадлежит. Чтобы обойтись без конфликтов с Ватиканом, Генрих Второй на место архиепископа Кентерберийского назначает своего друга и сподвижника Томаса Беккета, августейшей рукой проведя его по карьере от монаха до самого главного церковного начальника за один день.
И вот тут происходит странная история. Во многих биографиях английских исторических персонажей я видела этот необычный поворот: получив власть, он принимает свой долг всерьез. Полно на полях английской истории алчных и жалких корыстолюбцев, конечно. Но ведут английскую историю именно люди, которые принимают свой долг всерьез.
Новый архиепископ выполняет то, что полагает своим долгом: защищает интересы Католической церкви. Король Генрих собирает королевство, разоренное гражданской войной. Им бы договориться полюбовно, поделить и забыть, но нет, нашла коса на камень. Они ссорятся, мирятся, обмениваются гневными письмами плащами, привлекают посредников, – тщетно, каждый стоит на своем. наконец раздраженный Генрих, повернувшись к свите, бросает зло: «неужели никто не избавит меня от этого назойливого попа?»
Четыре рыцаря садятся на коней и скачут в Кентербери. Они тоже принимают свой долг всерьез.
Когда Беккета, упавшего на полу кафедрального собора с рассеченной мечом головой, подняли прибежавшие на шум монахи, то обнаружилось, что под рясой у архиепископа была надета власяница, вся кишевшая вшами. А по тем временам это был верный признак святости. Томаса канонизировали, а город превратился в место паломничества. Гостиницы, постоялые дворы, госпиталь, таверны, торговля, ремесло – все расцвело под наплывом средневекового туризма.
Говорят, история рассудит. Кто из двух упрямцев оказался прав? Генрих, который всю жизнь доказывал, что он не отдавал приказа об убийстве? Томас, так и не сумевший вернуть Англию Плантагенетов под власть Рима? на Европу опускается Варфоломеевская ночь, десятилетиями на континенте будут убивать друг друга за правильность прочтения догматов. Англия, за редкими, спорадическими приступами жестокости, – все-таки Средневековье, как без этого, – вырулит без религиозной войны. Более того, она предоставит убежище гугенотам, пассионарность и предприимчивость которых оказались не востребованы на родине.
Может, вся страсть и упорство неподчинения из-лились в борьбе этих персонажей?
Два рыцаря бились в поединке на глазах всей Европы. Победитель получил страну, проигравший – славу, Англия – национальный характер.
В собор мы опоздали. Там началась служба, пасторы с белыми воротничками встали у входа в неф, вежливо приглашая желающих послушать музыку. Мы спустились в крипту с низкими арками, где когда-то стоял саркофаг. Само тело Томаса Беккета уже при другом Генрихе, Тюдоре, вытащили и выкинули, объявив святого предателем. Генрих Восьмой прошелся по Англии круто, сметая монастыри, церкви – все следы владычества католицизма. Теперь он был глава англиканской церкви и защитник веры.
В крипте было сыро и гулко.
По лесенке мы поднялись в левый придел. Высокие витражи уходили так высоко к куполу, что разглядеть лица королей совершенно не удавалось. Дневной свет слабо сквозил через голубые стекла.
Высоко поднятый, жесткий и остроугольный, как молния, висел меч. на полу большими буквами было выложено одно слово: Томас.
Глава 7
Музеи
У нас бы сказали деликатно: для тех, кому за тридцать, а здесь нашу компанию назвали с англо-саксонской прямотой – сорок плюс. Тьютора назначили – тоже, между прочим, не девочка, а дама с терракотовым румянцем на бледных викторианских щеках, короткими волосами в тон и того же цвета короткими штанишками, Сара. В левой ноздре у Сары нашлепка в виде ступни. Под ее руководством мы должны получить небольшой, но культурный багаж, если кто уловил иронический посыл в этом словосочетании.
По-настоящему за тридцать чешской паре: профессор в очках и с бородкой, – такую бородку на советских карикатурах рисовали
