Книга Серая Женщина - Элизабет Гаскелл

глазами увидел стоявшую за спиной моей Люси другую Люси: не отличавшуюся ни лицом, ни фигурой, но с демоническим взором безумных глаз. Рассказал, ничего не утаив, поскольку верил, что та, чье проклятие сломало жизнь ни в чем не повинной девочке, оставалась единственным существом, способным принести избавление. Когда же завершил историю, Бриджет долго сидела молча, потом наконец спросила:

– Вы любите дочку Мери?

– Да, люблю, несмотря на действие страшного проклятия. И все же после того жуткого видения на болоте боюсь. Увы, и друзья, и даже влюбленные не смогут вынести печальной участи. О, Бриджет Фицджеральд! Снимите проклятие! Освободите свою внучку!

– Где она сейчас?

Я с готовностью ухватился за мысль, что присутствие Люси необходимо, чтобы посредством какой-то неведомой молитвы или акта экзорцизма (изгнания нечистой силы) снять заклятие.

– Позвольте сейчас же привести ее к вам! – воскликнул я, но Бриджет предостерегающе вскинула руку и тихим хриплым голосом проговорила:

– Не торопитесь. Боюсь, не выдержу, если увижу ее так же, как сегодня утром, а мне нужно дожить до того мгновения, когда моя девочка будет свободна от злой участи. – Она опять взяла распятие и внезапно приказала: – Оставьте меня! Презираю демона, которого сама вызвала, и готова с ним сразиться!

Подчинившись не знающему страха вдохновенному экстазу, Бриджет встала. Не могу объяснить, почему я медлил до того момента, когда она вытолкнула меня на улицу. Уже шагая по лесной дорожке, оглянулся и увидел, как она кладет распятие на крыльцо, на место отсутствующей двери.

Следующим утром мы с Люси пришли, чтобы навестить Бриджет и попросить позволения соединить свои молитвы с ее обращением к Господу. Хижина стояла открытой и пустой. Распятие оставалось на крыльце, а сама Бриджет исчезла.

Глава 3

Я задал себе вопрос, на который не знал ответа: что делать дальше? Что касается Люси, то она была готова подчиниться судьбе. Чрезмерная покорность и набожность в условиях столь тяжелой жизни казались мне проявлением излишней пассивности. Она никогда не жаловалась, в то время как мистрис Кларк сетовала чаще и громче обычного. Я же любил свою Люси глубже и нежнее прежнего, однако с ужасом думал о фальшивом демоническом воплощении. Интуиция подсказывала, что временами мистрис Кларк испытывала искушение покинуть подопечную. Нервы доброй женщины не выдерживали тягот, а некоторые замечания подсказывали, что призрак мог лишить Люси первой и последней поддержки. С болью признаюсь, что временами и сам силой воли заставлял себя преодолевать стремление освободиться и оставался рядом. Нередко поведение Люси казалось мне излишне смиренным и терпеливым. Но надо признать, что постепенно она завоевала расположение всех детей Колдхолма (они с мистрис Кларк решили остаться в деревне, поскольку это место оказалось ничуть не хуже любого другого; к тому же мы продолжали надеяться на возвращение или помощь пропавшей Бриджет). Так вот, как я сказал, один за другим вокруг Люси собрались все малые дети Колдхолма, привлеченные ее искренней добротой, улыбками и ласковой речью. Увы! Спустя несколько дней они в смертельном ужасе бежали прочь, и мы точно знали почему. Этот случай послужил последней каплей, терпеть дольше я не мог. Решив не тратить время в бездействии, я отправился к дяде, чтобы там, в Лондоне, среди ученых светил, найти действенный способ снять заклятие.

К этому времени дядя уже успел собрать все необходимые свидетельства относительно происхождения и рождения Люси. Источниками сведений послужили как ирландские юристы, так и сам мистер Гисборн. Джентльмен прислал из-за границы длинное подробное письмо (он снова служил в австрийской армии), полное страстного раскаяния и одновременно стоического сопротивления. Не оставалось сомнений в том, что, вспоминая Мери, ее короткую жизнь, трагическую смерть и собственную вину, он не находил достаточного количества гневных слов для осуждения своего поведения. С этой точки зрения проклятие Бриджет он рассматривал как пророческий приговор, навеянный высшими силами в качестве мести более глубокой, чем расплата за убийство бедной собачки. Однако едва речь заходила о дочери, вызванное поведением демонического существа отвращение едва скрывалось за глубоким равнодушием к судьбе Люси. Возникало впечатление, что мистер Гисборн точно так же готов лишить ее жизни, как расправиться с отвратительной рептилией, пробравшейся в спальню или проникшей в кровать.

Итак, огромная недвижимость Фицджеральдов принадлежала Люси, однако это ровным счетом ничего не значило.

Одним мрачным ноябрьским вечером мы с дядей сидели в своем доме на Ормонд-стрит. Я простудился и плохо себя чувствовал, не говоря уже о тисках безысходного отчаяния. Мы с Люси часто писали друг другу, но этого было мало, а встречаться не отваживались из страха перед ужасной третьей лишней, которая уже не раз заменяла собой настоящую Люси. В тот день, о котором я рассказываю, дядя заказал во многих церквях Лондона воскресные молитвы за избавление терзаемой злыми силами души. Он еще верил в силу молитв, я – уже нет и, более того, переставал верить во все на свете. Так мы и сидели: он пытался отвлечь меня рассказами о былых днях, а я почти не слушал и думал о своем, когда старый слуга Энтони распахнул дверь и без объявления впустил чрезвычайно импозантного и приятного на вид джентльмена, чей костюм свидетельствовал о принадлежности к католическому священному сану. Вошедший незнакомец взглянул на дядю, потом на меня, после чего поклонился именно мне и проговорил:

– Я не назвал своего имени, потому что оно вряд что-нибудь вам скажет, если вы, сэр, будучи на севере, не слышали об отце Бернарде, капеллане из Стоуни-Херста.

Впоследствии я вспомнил, что действительно слышал об этом человеке, но в тот момент имя не вызвало никаких ассоциаций, так что пришлось признаться в неведении. Тем временем гостеприимный дядюшка, хотя и ненавидевший папистов со всей силой, на которую был способен истинный протестант, предложил посетителю кресло возле камина и велел Энтони принести стаканы и бутылку кларета.

Отец Бернард принял любезность со свойственной светскому человеку элегантной легкостью и любезной признательностью, а затем повернулся ко мне и пронзил пристальным, острым взглядом. После недолгой вводной беседы, цель которой состояла в выяснении степени моего доверия к дядюшке, он немного помолчал и произнес совсем иным, крайне серьезным тоном:

– Я приехал с сообщением для вас, сэр, от женщины, к которой вы отнеслись с искренней добротой. Она является одной из моих кающихся грешниц в Антверпене, а зовут ее Бриджет Фицджеральд.

– Бриджет Фицджеральд! – воскликнул я. – В Антверпене! Скорее же расскажите все, что о ней знаете, сэр!

– Рассказать предстоит немало, – ответил отец Бернард. – Но могу ли прежде спросить, знаком ли этот