Книга Рысюхин, ты что, пил? - Котус

последствия травмы, которая вот сейчас вот залечилась, но равно это могло быть и чем-то другим, на данный момент меня этот вопрос не интересовал, так, мелькнула мыслишка по краю сознания. Меня догнало и накрыло всё то, что должен был чувствовать с момента пробуждения: боль и горе от потери отца, мука осознания, что я остался один из всего рода, тяжесть ответственности за род и за доверившихся нам людей… Если бы я не пережил часть этого раньше, пусть в ослабленном виде, и если бы не прижавшаяся ко мне бабуля, показывающая, что я всё же не один — не знаю, не сошёл ли бы я с ума. Тёмная пелена рассеялась, и я уже уверенно сказал:

— Мы справимся. Мы прорвёмся.

Бабушка подняла на меня заплаканное лицо:

— Куда прорвёмся, Юрочка, ты о чём?

— Через все беды прорвёмся. Туда, в то будущее, где будут жить наши потомки.

— Эх, Юра, Юра… Нам бы хоть выжить!

— А куда же мы денемся-то? Не для того Рысюха пинком под зад меня в этот мир возвращала, чтобы я сразу снова к ней провалился!

Бабушка вновь вздохнула и обняла меня. Но через пару секунд встрепенулась:

— Ой, что это я тебя на пороге держу? Ты же устал с дороги, да и голодный, конечно же! Где тебе было поесть-то, да и в больнице той разве кормили? Знаю я их харчи, слёзы это, а не еда для молодого парня! Вон как исхудал весь!

Я невольно усмехнулся. Всё же бабушки — это бабушки, в любой ситуации первым делом надо кормить внука. Интересно, бабушка Влада Хомячевского, одноклассника, носившего клички «Колобок» и «граф Жракула» тоже считала его исхудавшим после каждого расставания больше чем на сутки?

За разговором бабушка вела меня на кухню. Из-за винной лавки на первом этаже планировка дома получилась своеобразной. На первом этаже поместились только сама лавка, небольшая подсобная комната, кабинет управляющего лавкой (то есть — бабушкин), кухня, продуктовая кладовка, комнатка для отдыха слуг, топочная и лестницы вверх, в жилую часть дома, и вниз, в подвальный склад, разделённый на две части. В одной хранился запас товара для лавки, другая использовалась для семейных нужд: тут тебе и картошка с прочими овощами, и соленья-моченья, и инструмент и ещё боги знают что, от старых ломаных корзин до некогда дорогого, а сейчас столь же безнадёжно поломанного шёлкового зонтика от солнца времён бабулиной молодости. Папа не раз грозился разобрать завалы, сжечь весь хлам, выбросить то, что не горит и не позволять сгружать туда новый. Но всё никак не мог выбраться — то времени не хватало, то сил, то желания.

Меня сегодня не ждали, телеграмму перед выездом из города я давать не стал, не был уверен, что в этом есть смысл. Просто вспомнил случай с папиным другом, который как-то вечером постучался нам в дверь и обижался, что мы его не встретили: мол, если видеть не хотим, то так бы и сказали. Хотя вслух этого и не говорил, просто сидел хмурый. Всё разъяснилось буквально через четверть часа, когда пришёл почтальон и принёс его телеграмму, отправленную им из Минска перед отъездом[11]. Сложилось такое ощущение, что телеграмму не передали по радио, а отправили тем же поездом. Когда всё выяснилось, все долго смеялись — кроме почтальона, который опасался, что мы напишем жалобу, а виновным за опоздание сделают его. Потом мы вспоминали этот случай годами, каждый раз, когда речь заходила про почту и её работу.

Но тётка Ядя знала бабушку, а может даже и сама была таковой, поэтому уже суетилась здесь, собирая на стол по принципу «что нашла». В ход пошли и запасы из подвала — последняя, и потому очень ядрёная квашеная капуста, нарезанное крупными ломтями начавшее немного желтеть по краям сало, пара ломтей окорока холодного копчения; и покупные продукты — хлеб и сыр; и выращенная бабушкой при помощи её дара первая зелень. Сама бабушкина служанка, которую вполне можно было бы уже звать компаньонкой, суетилась около только-только растопленной плиты. Судя по всему, она собиралась на скорую руку пожарить шкварки и пол дюжины яиц — а то «непорядок», если «молодой хозяин» останется без горячего — то есть, считай, что некормленым. Холодные закуски традиционно были «не в счёт», вне зависимости от количества их и качества. Считалось, что это не еда, а только перекус, для магического превращения второго в первое требовалось подать на стол что-то горячее, не считая напитков: хоть чашка бульона, хоть, как сейчас, яичница.

К моему удивлению, бабушка вынула из буфета и водрузила на стол две серебряные стопки и чуть початую бутылку брусничной настойки. Потом, поколебавшись пару секунд, добавила к этому полуштоф «Пшеничной». Увидев моё удивление, она пояснила:

— Помянем Викешу, сыночка моего, твоего папку.

Пробиваясь через бабушкин прерывистый вздох и грохот посуды от плиты донёсся сдавленный всхлип. Бабушка покосилась на Ядю, поколебалась секунд пять, после чего со вздохом медленно достала третью рюмку и сказала:

— Иди, Ядвига Карловна, помяни и ты. Всё же не чужая ты нам — тридцать лет в услужении, ещё со старого дома. Почти с самого детства. Сколько тебе было, когда к нам попала, пятнадцать, вроде?

— Четырнадцать, Зося Марковна.

— Тем более, Ядя, тем более…

Пока кухарка завершала какую-то загадочную манипуляцию (вот что там можно так старательно делать, если сало уже порезано, а сковорода ещё не нагрелась?) и вытирала руки о фартук, бабушка налила все три рюмки. Себе примерно половину, Яде — полную настойки, мне водки. Служанка, подойдя к столу, садиться не стала, чем заслужила чуть заметный одобрительный кивок бабушки. Та произнесла:

— Хорошего тебе посмертия, сынок. Пусть Рысюха примет тебя ласково.

Тётка Ядя лихо махнула свою стопку, закусила капусткой и вернулась к плите, тихо промолвив:

— Покойтесь с миром, Викентий Юрьевич, хороший вы были хозяин.

Я вспомнил, как в первый и единственный раз пил водку — после стычки с крысюками и заранее передёрнулся. Правда, после выпитого потом стало легче, тепло и приятно. Задержав дыхание, сделал глоток из рюмки. На мгновение появилась мысль выпить как следует, чтобы хоть на вечер забыть все проблемы, но в ушах как наяву прозвучал папин голос:

— Запомни, Юрка, водка не решает никаких проблем и никому ни в чём не помогает. Она не смывает стыд и не облегчает горе. Она только откладывает решение проблемы и тем самым как правило делает её тяжелее. Не верь водке, она обманет, и облегчение от неё ложное и краткое. А потом обязательно придёт похмелье — и от выпитого, и от не решённого.

Так что я решил не поддаваться соблазну, хотя бы в память о папе, и ограничиться одной, максимум — двумя рюмками. Бабушка мелкими глотками, морщась выпила налитое себе, а потом вдруг спросила:

— Юра, ты что, уже пил водку?

Пришлось рассказать о том случае в лесу. Я старался делать упор на том, что всё прошло быстро и легко, и совсем не страшно, упирая на то, как выгодно получилось по трофеям и на тупость монстров, которые использовали золотой самородок для метания из пращи. Но бабулю, похоже, провести не удалось. Она у меня далеко не дура и поняла, что если бы всё было так легко и просто, то батя не стал бы меня потом водкой отпаивать. Потом я рассказывал о нашей поездке и обо всём, что случилось в конце её и после того. Только про сотрудничество с жандармерией я пока умолчал — тётка Ядя, подав горячее, так и сидела в сторонке, около разделочного стола и внимательно слушала. Решил, что прежде чем пускать такую новость в массы, надо посоветоваться с бабушкой, как и через кого это лучше сделать. Что утаить не удастся, сомнений не было — до первой телеграммы все эти секреты.

Потом Ядвига всё же ушла к себе, а в воспоминания пустилась бабуля. Она перемежала смешные истории, происходившие когда-то с папой и описания его достижений. Было и смешное, и грустное, и вызывающее гордость. Мы долго сидели на кухне. Бабушка ещё дважды подливала себе по чуть-чуть настойки, я же цедил всё ту же первую рюмку. Расходились мы уже за полночь. Грусть не ушла, но стала какой-то иной, точно, как пишут в книгах — лёгкой и светлой. Хотелось не выть в голос или как-то забыться, а наоборот — сделать что-то такое, чем папа мог бы гордится, если бы был жив.

Бабушка отправилась спать на диван в своём кабинете — сказала, что не хочет в темноте по лестницам лазить, но мне вдруг подумалось, что ей это,