Книга Однажды в СССР - Игорь Борисович Гатин

с ней, с девушкой. А если тебя менты, например, на рынке там у вас загребут? С джинсами. С поличным.

– Э, денег дам, ты что, маленький, что ли?

– А если здесь с товаром подловят? Здесь денег не берут.

– Зарежу и убегу! – и в подтверждение своих слов он продемонстрировал Ромке самодельный зонский нож-выкидуху. Тот, как выяснилось, всегда был при нём, и Вахид очень им гордился.

А в конце вечера собеседник подтвердил горячность своей натуры, ввязавшись в драку с музыкантами, когда те отказались исполнять его песню вне очереди. Ромка быстро разнял и уладил конфликт, но окончательно утвердился во мнении, что надо выбирать партнёров постарше и повыдержаннее. Такой орёл, как Вахид, запросто доведёт до цугундера и себя, и его. Сдаст как миленький, в этом почему-то Ромка не сомневался.

То ли дело Резо. Его первое же случайное знакомство оказалось очень удачным. Они внутренне сошлись, несмотря на большую разницу в возрасте. Резо был очень рачителен, если не сказать жадноват. Всегда торговался до последнего. Но, если ударили по рукам, держал слово железно – сказывался большой и весьма разнообразный жизненный опыт. Ромка вспомнил его умные, всегда немного грустные глаза. Даже когда он привычно сыпал шутками-прибаутками, зазывая покупателей, сквозь радушную улыбку проглядывала затаённая печаль.

Он очень скупо рассказывал о себе, и только один раз, расчувствовавшись, сказал, что у него мог бы уже сын быть, как Ромка, если бы не проклятая тюрьма. У него была невеста, когда его арестовали. Дали десять лет, как за убийство, просто за то, что он наладил грамотный бизнес и зарабатывал соответственно. Какая невеста будет ждать десять лет? Да хоть бы и пять. Он вышел через четыре, спасибо отцу. Но вышел, оставив там здоровье, в том числе и мужское. А какая грузинская семья без детей? А какой грузин без семьи? Сказал – и грустно выпил. Водка его не брала. Вот думает жениться на русской женщине постарше. Надо же, чтобы кто-то дома ждал. Ромка жадно расспрашивал его про тюрьму. Не дай бог, конечно, но в России от тюрьмы и от сумы… сами знаете. Здесь Резо ещё больше замыкался, но кое-что всё же удавалось из него вытянуть.

– Главное, оставаться человеком. Иначе – всё, затопчут. Многие ломаются. Им сидеть очень тяжело. Невыносимо. А так ничего, жить можно. Человек ко всему привыкает.

– А что значит – оставаться человеком?

– Значит, не идти на поводу своих желаний, как большинство людей на воле привыкли. Захотел желудок жрать – вынь да положь. Устал, отдохнуть – святое. И так далее. Ты всё время должен думать, как твоё слово или поступок будут восприняты окружающими. Нечего тебе дельного сказать – лучше промолчи. Затрагивает твоё желание интересы других – прикинь, сможешь ли ты их подвинуть. И стоит ли твоё желание таких усилий. Ну а если честь на кону стоит, будь готов заплатить любую цену. Честь всё равно окажется дороже. И ссать нельзя, конечно. Трусость и глупость – два первых врага в зоне, а вовсе не администрация и не блатные, как многие думают. Со всеми можно договориться – главное, чтобы с тобой стали разговаривать.

– Спасибо, Резо!

– Не приведи господи, чтобы пригодилось. Хотя это и на воле работает.

Он даже поставлял Резо товар в кредит. И тот ни разу не подвёл, всегда расплачиваясь в срок, как обещал. У него было ещё два таких же дельных партнёра. С остальными он старался иметь дело как можно реже. Проблема была в том, что они не «переваривали» его объёмы. Нужно было искать дополнительные варианты сбыта, а все окрестные рынки он уже прошерстил. И, как ни странно, нужен был альтернативный источник товара. Ленка пока исправно снабжала его шмотками, обеспечивая хороший объём, – похоже, он стал основным каналом «левого» сбыта для администрации универмага, но в этом таилась и опасность – слишком уж он примелькался там, появляясь буквально через день, а иногда и несколько дней подряд.

Все эти задачи нужно решать. Он больше не сомневался, надо ему это или нет, он вошёл в азарт – теперь деньги стали как очки в боксе: у кого больше, тот и победил. А честолюбия ему не занимать. Нет, его не интересовала или, не нужно лукавить, почти не интересовала потребительская функция денег, то есть то, что на них можно было купить: модные шмотки, вкусную жрачку, такси, рестораны и всё такое, – от всего этого отчётливо шёл вонючий душок, и он решил для себя не поддаваться искусам, во всяком случае сильно их ограничивать. Но вот вторая, основная функция денег, а именно мера стоимости, оказалась крайне привлекательной.

Всё просто: чем больше у тебя денег, тем успешнее ты в жизни. Да, это капиталистический подход, зато простой и понятный. И общество в стране развитого социализма, как ни удивительно, вполне принимало такую постановку вопроса – и встречали по одёжке, и провожали. И он на удивление легко вписался в эту систему отношений. Ему оказалась внутренне комфортнее и понятнее именно такая шкала успеха вместо расплывчатых и притянутых за уши коммунистических идеалов. Они были прекрасны, но принадлежали будущему. В настоящем их разделяли единицы – остальные, как он успел убедиться, успешно мимикрировали. Олег победил в их негласном споре.

В качестве внутренней индульгенции он вспоминал как-то рассказанную мамой историю своего прадеда. Тот был кулаком – самым богатым в деревне человеком, имел мельницу, много скотины, справный дом, причём мама говорила об этом без осуждения, как бы даже внутренне гордясь. А ещё у прадеда было одиннадцать детей, шестеро старших – мальчики подряд, и все работали. Батраков, конечно, тоже имели, но работать умели и любили. Мелочь подрастала. Тут грянула революция, а за ней раскулачивание. Вот это место Ромка тогда воспринял крайне болезненно, даже комок к горлу подкатил: с одной стороны, он верил в идеалы революции, с другой – трагическая судьба семьи. Своя кровь как-никак. Мама тоже отвернулась, рассказывая, и голос у неё прерывался. Прадеда раскулачили первым. А означало это следующее: его вместе со старшими сыновьями сослали в Сибирь, мельницу и скот отобрали. Это было осенью. А зимой забрали всё зерно и сняли железную крышу с дома. А на дворе январь и минус двадцать. За зиму пятеро младших умерли один за другим, мать, его прабабка, сошла с ума, ходила по деревне в одной сорочке в любую погоду и искала детей. До Сибири вести шли долго. А когда дошли, прадед умер на месте от разрыва сердца, хоть был ещё крепким мужиком.