Книга Последнее лето - Лидия Милле

продолжил Джек. – Например, чтобы наука нас спасла, надо в нее верить. Так же и с Иисусом. Если верить в Иисуса, он спасает.

– Бессмыслица какая-то, – заявил Джуси.

– Смысл есть, – уперся Джек.

– Ай! – вскрикнул Джуси.

На пальце у него выступила кровь.

– Видишь, что тут написано? Наука возникает из природы. Это как бы ее ответвление. Иисус исходит из Бога. Если мы верим в истинность науки, то можем действовать. И будем спасены.

Джуси сунул кровоточащий палец в рот.

– Спасены? Типа попадем на небо? Шерлок, это такая же чушь, как россказни про Санта-Клауса.

– Джастин, рот – самая грязная часть твоего тела, – сказала Дарла.

Она считала, что прозвище звучит унизительно, и называла Джуси его настоящим именем, как бы тот ни морщился.

– Нет. Речь о земле. О климате. О животных, – сказал Джек. – Небеса – это часть шифровки. Обозначает хорошее место, где все мы можем жить.

– Реально больно, – пожаловался Джуси.

– Я принесу перекись, – сказала Дарла, поднимаясь на ноги.

– Смотри, – запальчиво обратился к Джуси Джек, открывая в своей записной книжке другую страницу. – Тут список чудес Иисуса. Но все это под силу и науке! Ну, почти все. Понимаешь? Вот тебе и доказательство.

Шел принялся активно жестикулировать.

– Он говорит, что это не математическое доказательство, – сказал Джек. – Библия – не учебник математики. В ней приведены понятия, а не строгие формулы.

– Аппараты на воздушной подушке? – спросил Джуси, вглядываясь в таблицу.

– Шелу они очень нравятся, – пояснил Джек и, глядя на друга, начал бегло переводить с языка жестов. – Это пример того, как с помощью науки мы можем ходить по воде. Теперь ясно?

Я восхитилась, какой скорости он достиг в переводе.

– Другой пример: наука может замораживать воду. И та превращается в лед, по которому можно ходить. Как Иисус.

Дарла вернулась с аптечкой.

– Еще наука строит мосты. А они стоят над водой. Наука много чего может.

– Эта книга была написана две тысячи лет назад или около того, – сказал Джуси. – Тогда и науку-то еще не изобрели.

– Ты жуткий невежда, – произнес Шел. Не жестами, а голосом.

– Шелдон! – опомнившись, воскликнула Дарла и расплылась в улыбке. – Ты можешь говорить!

Я тоже никогда не слышала его голоса. Знала, что говорить он умеет (в этом меня заверяли и Джек, и Джен), но пользуется этим умением лишь в крайних случаях.

Видимо, невежество Джуси подпадало под это условие.

– Разумеется, может, – пожал плечами Джек.

– Как замечательно, что ты выразил свои мысли, дорогой мой, – сказала Дарла Шелу. – Урок окончен, мальчики.

* * *

Пришла следующая волна штормов. Волны обрушивались на прибрежные области то севернее, то южнее.

В отличие от нашего предыдущего жилища, особняка, сарай стоял на возвышенности, а деревья в основном росли поодиночке и вдалеке от строений – можно было не опасаться, что они пробьют крышу сарая или коттеджа. Да и стихия, добираясь до материковой части, теряла часть своей разрушительной силы.

Но дождь лил без передышки. Мы придумывали игры, мелом расчерчивали на цементном полу сарая игровое поле, но потом начинали спорить о правилах, и после перебранки ни сил, ни желания на игру уже не оставалось.

Джен держала Терри на коротком поводке: то не обращала на него внимания, то, если больше нечем было заняться, обжималась. Лоу я ничего такого не позволяла. Его якобы случайные прикосновения не пробуждали во мне никакого интереса. И дело было не в его цветастых футболках и сандалиях (и не в привкусе лежалого банана), а в том, что он даже не замечал, что нам не нравится его манера одеваться.

Основная проблема Лоу заключалась в недостатке рефлексии.

Мы собирались и слушали рассказы ангелов. Об ошибках, которые они совершили, о трудных ситуациях, в которые попадали. И о самых странных. О работе Луки на Аляске, на рыболовецком судне, где он рубил камбалам головы и ему попадались рыбины размером с диван. Об аварии, после которой у пострадавшей женщины выпало и повисло глазное яблоко и Луке пришлось примотать к ее лицу бумажный стаканчик. О сплаве на плоту в Норвегии, где он наблюдал таяние голубых ледников: от них откалывались и падали в теплеющее море куски; рядом на плавучей льдине стояло пианино.

Лед таял, а музыкант играл похоронную мелодию.

Однажды на адрес фирмы, где работал Мэтти, от какого-то заключенного пришла посылка с отрезанным пальцем. А как-то ночью, гуляя босиком по песчаному пляжу на острове в Бразилии, Мэтти наступил на разбитую пивную бутылку. Горлышко проткнуло стопу насквозь.

– Видите? Здесь осколок вошел, а здесь вышел. – Мэтти, сняв обувь, продемонстрировал шрамы.

Ангелы нам нравились. Не от них появились мы на свет – от них вообще никто не появился на свет, – но это нас с ними и объединяло. В этом мы были равны.

* * *

Я полюбила в одиночестве гулять по ферме под моросящим дождем. Находила тихое местечко и просто стояла, прислушиваясь, как барабанят по листьям и земле капли. Закрывала глаза, стараясь расслышать что-то еще.

Я училась забывать о том, что далеко, и замечать лишь то, что меня окружало. Училась мокнуть под дождем и не жаловаться на холод и голод.

Иногда я брала с собой Джека. С найденным в кладовке определителем, предусмотрительно убранным в полиэтилен, мы бродили по окрестным полям. Учили названия деревьев и кустарников, узнавали об их происхождении. Некоторые растения сохранились здесь еще со времен индейцев, другие были завезены издалека. Клен – из Норвегии, шелковица – из Азии, вяз – из Сибири.

Одно, родом из Китая, называлось адамовым деревом.

* * *

В конце концов нести дежурство мы отказались. Под вечно затянутым тучами небом разглядеть что-нибудь с вершины силосной башни все равно было нельзя.

К тому же мы боялись, что в башню ударит молния, и перестали туда подниматься.

Дождь согнал нас со смотровой башни – и дождь привел к нам вооруженных людей.

* * *

Мы сидели за столом, когда на кухню вошел незнакомец.

И вытащил из-под куртки ствол. Мы вскочили на ноги.

От него воняло, не потом, а чем-то другим – может быть, бензином (машинным маслом и сырым мясом, как позже скажет Рейф). Ежик седых волос, клочковатая борода – такой в последнее время обросли все мужчины. Одет в замызганные джинсы и камуфляжный жилет поверх оранжевой, цвета дорожных конусов, футболки. Он был так напряжен, что от него, казалось, исходил гул.

Он показал нам ружье – весомый аргумент. Ружье и правда выглядело тяжелым.

– Как же так, ребятки? – сказал он. – Что это вы тут сидите, упитанные и счастливые?

Мы ответили ему