Книга Единственный мужчина для Евы - Никола Марш

Брайс ничего в жизни не боялся.

Еще в детстве он научился смотреть страху в лицо и побеждать его. Это помогло ему пройти школу, получить университетский диплом и занять свое место в рекламном бизнесе.

Однако, стоя на пороге Евиного дома с букетом ее любимых фиалок в руке и очень важным документом в кармане, Брайс испытывал странную неуверенность. Он пришел рассказать ей правду. Как она воспримет то, что он собирался сказать? Насколько он упадет в ее глазах? Может быть, она начнет жалеть его или, еще хуже, согласится на его предложение только потому, что, по ее мнению, он нуждается в опеке и сострадании. Его не устраивал ни один из вариантов, но он понимал, что обязан открыть свою тайну, если хочет, чтобы у них с Евой было общее будущее.

Брайс поднял руку, чтобы постучать, но в этот момент дверь распахнулась и на пороге появилась прелестная женщина со следами муки на носу и шоколадной крошкой на щеке.

– Спасибо, что пришел, – сказала Ева и улыбнулась при виде букета, который Брайс достал из-за спины.

– Это тебе.

– Спасибо.

Она прижала цветы к лицу.

Темные каштановые локоны прекрасно оттеняли пурпурные и аметистовые лепестки фиалок. Мягкая волна падающих на плечи спутанных волос нравилась ему гораздо больше, чем аккуратно уложенная стильная прическа. Ева обернулась к нему с теплой улыбкой, согревшей сердце:

– Заходи. Я напекла столько, что хватило бы на целый кондитерский магазин.

– Звучит заманчиво.

Брайс последовал за ней, наслаждаясь легким шлейфом аромата яблок, корицы и ванили. На кухне Ева махнула рукой в сторону стола, на котором не осталось свободного места – все заставлено тарелками и вазочками со свежей выпечкой.

– По-моему, я перестаралась.

– Что плохого в том, что ты любишь готовить?

– Я готовлю, когда нервничаю.

Она посмотрела на Брайса, и он с изумлением заметил страх, промелькнувший в глазах.

Она была испугана не меньше, чем он. Надеясь разрядить обстановку, он пальцем стер с ее щек следы шоколада.

– А еще у тебя мука на носу, – сказал он в ответ на поднятую бровь Евы.

Она засмеялась весело и радостно.

– Скажи, почему мы оба нервничаем? – не удержался он.

– Вопрос на миллион долларов.

Ева бережно, как драгоценность, прижала фиалки к груди и повернулась к полке в поисках подходящей вазы, дав Брайсу прекрасную возможность хорошо рассмотреть ее.

Кроме той драматической встречи в саду, когда она вела себя как ненормальная, он никогда не видел Еву в домашней одежде. На ней были старые, потертые джинсы, простая белая майка и шлепанцы. Брайсу было приятно, что она чувствует себя просто и раскованно в его присутствии, не стремясь произвести впечатление безупречной внешностью.

Лично он любил хорошо одеваться – этого требовала работа. Однако что могло быть приятнее на выходные облачиться в джинсы, футболку и не бриться, отрастив трехдневную щетину.

– Ты не ответила.

Ева повернулась к нему с настороженной улыбкой:

– Каким временем ты располагаешь?

– Мне некуда спешить. – С этими словами он отодвинул стул и сел. – Чем скорее мы все выясним, тем скорее я смогу насладиться твоими кулинарными шедеврами.

Нервный смешок Евы, продолжающей возиться у стола с цветами, аранжируя их в вазе, как на конкурсе флористов, подсказал ему, что она сильно волнуется. Брайс сжал ее локоть, не удивившись, что она вздрогнула. Он сам с трудом сдерживал волнение, но отступать было поздно: он собирался рассказать ей все без утайки.

– Ты прав. – Со вздохом она поставила вазу на подоконник. – Не знаю, с чего начать.

– Не говори только, что тоже собираешься открыть страшную тайну, – попытался пошутить он, но неожиданно Ева напряглась.

На щеках выступил легкий румянец. Она прикусила нижнюю губу, нервно теребя локон.

– Начинай ты, – попросила она.

– Хорошо, только ты сядь.

– Неужели все так серьезно? – наморщила лоб Ева, и тут он сообразил: она в очках. Странно, что он сразу не заметил. Нынешние очки выглядели более стильно, чем прежние, в толстой пластиковой оправе, но все равно делали ее похожей на девочку, которую он знал в школе.

– Пойдем в гостиную, там удобнее. Хочешь выпить?

– Спасибо, но я бы сразу перешел к разговору.

Она проводила его в комнату и устроилась на диване. Брайс сел рядом, отметив, что на этот раз она не вздрогнула и не отодвинулась, хотя выражение глаз оставалось настороженным. Он наклонился вперед, и заветная бумага в кармане зашуршала, напоминая, что пора начать исповедь. Брайс вытащил листок и сжал в руке. Он подыскивал нужные слова, чтобы перейти к самой трудной части своего повествования.

– Я собирался рассказать тебе всю правду в тот вечер, когда обещал приехать, но не смог из-за проблем на работе. Потом приехал не вовремя и застал тебя врасплох. Сегодня ты узнаешь все, но чтобы лучше понять… – Он повертел в пальцах и протянул Еве сложенный лист бумаги. – Сначала посмотри вот это. Тебе многое станет ясно.

Она развернула листок и недоуменно нахмурилась, пробежав глазами сверху вниз со скоростью, которая ему и не снилась, – чтение давалось ему с таким же трудом, как правописание и определение времени. Ева помахала бумагой:

– Что это?

– Помнишь сочинение по книге «Гордость и предубеждение», которое мы писали на экзамене в десятом классе? Так вот это мое.

Она еще раз опустила глаза на текст, потом вопросительно посмотрела на Брайса темными, бархатными глазами, в которых он мечтал бы утонуть.

– Но…

– Знаю. Это ужас, – сказал он, взяв у нее листок, в верхнем углу которого стояла оценка – жирная единица.

Этот результат перекрыл ему дорогу к получению диплома об окончании школы и круто изменил жизнь. Брайс провел указательным пальцем по строчкам, начиная с середины. Впрочем, за эти годы он столько раз возвращался к тексту, что выучил практически наизусть: чудовищная орфография, пропущенные буквы, немыслимые словосочетания.

– Ну, как тебе?

Ева перестала хмуриться – она все поняла.

– Привычка делать заметки, составлять списки, специальные компьютерные программы, непонятные сокращения, которые я видела на твоем столе, наконец, вот это… – Она ткнула пальцем в бумагу. – Ты дислексик.

Брайс кивнул и бросил бумагу на журнальный столик.

– Диагноз был поставлен на основании этого сочинения. К сожалению, слишком поздно – к концу десятого класса я завалил почти все предметы.

Ева наклонилась ближе к нему, окутав легким облаком ванили, и успокаивающим движением сжала локоть.