Книга Королева в ракушке. Книга вторая. Восход и закат. Часть первая - Ципора Кохави-Рейни

к рукописи.

Приближаются выборы. Составляются списки кандидатов.

Проблем хоть отбавляй.

И все же мы живем в интересное время. Я рано начал читать газеты, был свидетелем некоторых исторических событий, и порой чувствую себя зрителем на большой арене, и получаю наслаждение от колоссального спектакля, в котором сам по себе играю некую роль, пусть несущественную, второстепенную.

Рассказывал ли я тебе когда-нибудь о кибуце Бейт Альфа? Для меня это глава интереснейшей истории. Я имею в виду раскол кибуца. Мне объяснили причины столкновения, происшедшего, примерно, 12 лет назад. И в этом, я бы сказал, местном событии, я увидел причины великого столкновения. Не смейся, если я скажу тебе, что на этой основе большие исторические события мне более понятны.

Сейчас происходит столкновение мира и войны. Я уверен, что мир победит, и ничто американцам не поможет.

Нынче я лишь бегло просматриваю газеты, а вот повествование твое читаю скрупулезно. Затаив дыхание, прочитал историю доктора Ласкера, Эдит и Беллы. Мы уже говорили об этом. Но, более внимательно перечитав, я понял, что в каждом этом образе заложена частица твоей личности, а также других, встреченных тобой по жизни личностей. Я понял твою жизнь, которая была до сих пор, и ту, которая длится сегодня. В тебе скрыто много обликов. Наоми, в этом трудность, отделяющая тебя от окружения. Эта твоя многоликость не понятна простым людям, которые тебя окружают. Люди этого не прощают. Из глубины этой своей многоликости ты явно смотришь на них снисходительно. Она ощущается ими и отталкивает от тебя. Ты не должна даже что-то говорить, они без слов это чувствуют, и это их сердит. Это же ощутимо и в том, что ты пишешь. Главное, суметь передать суть эпохи через душу и характер героев.

Сомнения нет: ты – писатель.

Несмотря на то, что исповедь Ласкера длинная, читал я ее с большим интересом, так, что весь мой послеполуденный сон не состоялся. И это я читал второй раз!

Посылаю тебе две главы и прошу ускорить их копирование. В таком виде их нельзя показать Шлионскому. А я хочу это сделать как можно быстрее. Третью главу я прочел, но хочу ее еще раз прочесть.

Сейчас жаркая погода. Но по вечерам прохладный ветер скользит с гор Гильбоа, обвевает и успокаивает. Какие-то неприятные ощущения не дают покоя, но это чепуха. Сейчас идет уборка цитрусов. В прошлом я работал с утра до вечера под пылающим солнцем, руки были липкими от сочности и сладости грейпфрутов, которые без конца всплывали перед моим взглядом, стоило лишь закрыть глаза, и днем, и ночью. Душ освежал и успокаивал. Ночью мы были опьянены бродильными запахами и усталостью. Этим и благословенна уборка урожая.

Твой Израиль

Он видит свою цель: создать из нее писательницу мирового масштаба. Временами он различает в ней задатки гения, но, быть может, он ошибается, и нет в ней ничего необычного. Душа ее все время пребывает в напряжении. Она считает эти душевные борения и страдания уделом еврейского характера. Она видит себя библейским Иовом в женском обличии.

16.09.07 53 Бейт Альфа

Как это приятно, читать, что ты хочешь сопровождать меня во всех моих малых заботах, но, я полагаю, что у тебя самой полно забот. Жизнь у тебя не спокойна, полна колебаний и сомнений. Мне знакомо это напряжение. Оно было со мной многие годы. И речь вовсе не об особом характере, как ты считаешь. И ничего здесь нет от Иова. И вообще, какое может быть сравнение между Иовом и Прометеем! Знаю, что это любят сравнивать, подчеркивая разницу между иудаизмом и эллинизмом. Но Прометей был сыном богов, почти равный Зевсу, против которого он восстал, забрав у него огонь и свет во имя людей. Так эллины объясняли, каким образом эти дары к ним пришли, ибо, по их мнению, боги были отъявленными эгоистами, и каждый из них фанатично хранил то, что ему принадлежало – женщин и всё остальное. Иов совсем иное дело. Он не был сыном богов. Он был человеком. Ему Сатана назначил испытание. Он был обижен судьбой. Всевышним. Мощнейшей силой. И он пытался объяснить Ему причины своей горькой судьбы, явно ему не понятные. Он был поражен путями Всевышнего, как человек, желающий понять, что случилось с его судьбой. Ведь он потерял всё. Какое же тут сравнение, черт возьми! Ты только начинаешь жить. Все еще перед тобой. Ты еще молода и уже успела накопить большой опыт жизни, обрести определенную позицию, создать нечто. Откуда эти бесконечные жалобы! Ты колеблешься? Понятно: должна выбрать для себя путь. Тяжело? Не так уж ужасно. В конце концов, ты найдешь его. Терпение, терпение, сестра, все прояснится. Ты напряжена? Сними его с себя, успокойся. Хочешь сбросить с себя какую-то тяжесть? Сбрось. Только действуй разумно. Выясни, что следует сбросить, а что – нет. Есть у тебя время, никто тебя не подталкивает. Перед тобой большой мир, полный возможностей. Даже если в юности у тебя что-то осложнилось.

Литературное творчество – дело весьма серьезное. И сомнения – удовольствие для души. В любом случае, я по-настоящему радовался, читая твой текст и вспоминая твои слова о том, что ты видишь в искусстве возможность превратить образ в типаж, обратить субъективное событие в жизни человека в элемент станового хребта мироздания.

Переписка ориентирует ее в сочинении романа.

Она пишет о своих сомнениях: “Сохранять волшебство интимных переживаний, их правдивость, и при этом открывать лишь самое характерное в них, что и есть настоящая правда? Что выразить труднее?” Израиль отвечает: “Вторая часть предложения верна. Это характерно для всех людей, когда дело касается такой деликатной темы. Интимное индивидуально. Характерное – тоже интимное дело человека. И это – типично”.

Она отмечает в письме поэму Шиллера об отражении в зеркале. Он отвечает, что не помнит такую поэму, и дополняет в письме от 17.07.53 – Твое понимание верно и, мне кажется, направление твоей работы верно. Трудность в том, что твоя борьба с героями и их мышлением – это и твоя борьба с самой собой. Плохо это или хорошо, виновен герой или невиновен, – всё это не дает тебе покоя. Не понимаю тебя, когда ты пишешь – “Сочинение – это душевная акробатика”. Акробатика? Это, по сути, искусство – совершать определенные движения. Твой литературный труд – это великая душевная борьба, это итог твоей жизни, всех ее страданий и достижений. Всё это понятно само собой. Главное, вперед, Наоми, принимай страдания с любовью, и ты