Книга Сахарские новеллы - Сань-мао
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нелегко достаются денежки, – пробурчала я, помотав головой. Колени мои покраснели и распухли от долгого сидения на камнях.
Наконец, Хосе вылез на берег. Я тут же подала ему молока. Он закрыл глаза и улегся на камни; лицо его было бледно.
– Сколько штук? – спросил он.
– Больше тридцати! И все такие крупные, килограмм на шестьдесят-семьдесят потянет!
– Ну, хватит тогда, я до смерти устал. – Он снова закрыл глаза.
Наливая ему молока, я сказала:
– Мы – настоящие «рыбаки-простаки».
– Сань-мао, ловить рыбу совсем не просто!
– Я не в этом смысле. Раньше в Париже были художники-самоучки, днем ходили на работу, а по выходным рисовали. Они называли себя «примитивистами». Мы по выходным ловим рыбу, так что мы тоже примитивисты, «рыбаки-простаки», разве не так?
– Придумаешь тоже! Даже для рыбалки у тебя свое название. – Хосе это совершенно не впечатлило.
Хорошенько отдохнув, мы в три захода оттащили на берег целую гору рыбы, уложили ее в багажник, положив сверху колотый лед из переносного холодильника. Нам предстоял тяжелый двухсоткилометровый переезд через пустыню под палящим солнцем, и, странное дело, на этот раз нам было далеко не так весело, к тому же мы страшно устали. Когда мы подъезжали к поселку, я тихонько попросила Хосе:
– Пожалуйста, дай мне немного поспать, прежде чем мы отправимся продавать рыбу! Умоляю! У меня уже нет сил!
– И думать нечего! Рыба протухнет. Ты отдыхай, а я пойду продавать, – сказал Хосе.
– Если уж продавать, то вместе. Ладно, я потерплю. – Что мне еще оставалось?
Когда мы проезжали мимо огороженного, словно крепость, отеля «Насьональ», на меня вдруг снизошло озарение, и я громко закричала:
– Стой!!!
Хосе ударил по тормозам. Я, как была босиком, выскочила из машины и просунула голову во входную дверь.
– Эй! Эй! – громким шепотом позвала я сидевшего за стойкой Антонио.
– А! Сань-мао, – воскликнул тот.
– Тсс! Не ори. Где тут черный ход? – тихо спросила я.
– Черный ход? Зачем он тебе понадобился?
Не успела я ответить, как пришел главный управляющий. Я испугалась и спряталась за колонну. Он вытянул шею, чтобы посмотреть, кто там, и я быстренько ретировалась, запрыгнув в машину.
– Ничего не выйдет! Не умею я торговать, позору не оберешься, – сказала я, обхватив голову руками, злясь на саму себя.
– Давай я схожу. – Хосе распахнул дверцу машины и размашистым шагом зашел внутрь. Хосе – настоящий герой.
– Эй, сеньор управляющий!
Он помахал управляющему рукой, и тот подошел к нему. Я пряталась у Хосе за спиной.
– У нас тут свежая рыба, не желаете приобрести? – Хосе держался с достоинством и даже не покраснел, но я-то видела, чего ему это стоит.
– Рыбу продаете? – Управляющий покосился на наши дырявые штаны с таким отвращением, словно мы одним своим видом его унизили.
– С рыбой идите в боковую дверь, там на кухне и договаривайтесь. – Он высокомерно показал рукой на боковой вход.
Я тут же съежилась и словно уменьшилась в размерах. И потащила Хосе прочь со словами:
– Видишь, он нас ни в грош не ставит, пойдем торговать в другое место, а то на какой-нибудь вечеринке неизбежно на него наткнемся.
– Этот управляющий – идиот. Не волнуйся, пойдем лучше на кухню.
Все, кто был в кухне, столпились вокруг нас, словно ничего интересней в жизни не видали.
– Почем килограмм? – спросили они наконец.
Мы с Хосе поглядели друг на друга, не зная, что сказать.
– Э-э-э… Пятьдесят песет, – назначил цену Хосе.
– Да, да! Пятьдесят! – поспешно подтвердила я.
– Отлично! Давайте взвесим десять штук, – сказал главный по кухне.
Мы обрадовались, помчались к багажнику и принесли ему десять рыбин.
– Вот вам квитанция. После пятнадцатого числа получите по ней деньги в бухгалтерии.
– А сразу наличными нельзя? – спросила я.
– Государственная контора, уж извините! – Он пожал нам руки. Мы взяли квитанцию на тысячу с чем-то песет за наш первый улов, хорошенько ее рассмотрели, после чего я аккуратно положила ее в карман брюк.
– Теперь пошли в отель «Диди», – сказал Хосе.
Отель «Диди» был знаменит на всю Сахару. Там кормили бесплатными обедами рабочих, а по вечерам подавали вино; комнаты наверху сдавались. Отель был выкрашен в цвет спелого персика, внутри играла современная музыка и светили зеленые лампы. Здесь подрабатывали целые стайки нарядных белых женщин.
Испанские дорожные строители, получив зарплату, первым делом бежали сюда и напивались (пока их не вышвыривали наружу), оставляя свои тяжко заработанные трудовые денежки в карманах тех девиц.
Мы подошли к отелю, и я сказала Хосе:
– Ты иди, а я тебя здесь подожду.
Прождала минут двадцать, а Хосе все не было.
Тогда я вытащила одну рыбину и тоже зашла внутрь. Гляжу – какая-то «горячая штучка» за стойкой бара гладит Хосе по лицу, а Хосе стоит себе как форменный дундук. Я быстро подошла и, сохраняя невозмутимое выражение лица, грозно прорычала:
– Рыбу-то брать будем? Пятьсот песет за килограмм!
Я с силой хлопнула мертвой рыбиной о барную стойку.
– Ничего себе цены растут! Супруг ваш только что сказал – пятьдесят!
Я взглянула на нее, а сама подумала: попробуй только еще раз дотронуться до Хосе, и цена взлетит до пяти тысяч.
Хосе вытолкал меня из отеля и сказал шепотом:
– Что ты буянишь, я уж было почти все ей продал!
– Да неужели? Ты ей рыбу продавал или, может, еще что-нибудь? Почему она гладила тебя по лицу? – Я замахнулась на Хосе рукой, и он, понимая, что виноват, только голову прикрыл, защищаясь от ударов.
Вне себя от гнева, я вновь зашла в отель и забрала свою рыбу, так и лежавшую на барной стойке.
Солнце шпарило нещадно. Мы изнывали от жары, усталости, голода и жажды. Еще и поругались. Мне уже хотелось выбросить всю рыбу, но духу не хватило об этом заявить.
– Помнишь Пако, повара из военного гарнизона? – спросила я Хосе. – Поехали ему продадим?
– Давай.
Хосе без единого слова повел машину в сторону гарнизона. Еще не доехав до лагеря, мы увидели Пако, который шагал вдоль дороги.
– Пако! – окликнула я его голосом, полным надежды. – Рыбки свеженькой купить не желаешь?
– Рыбы? Где же она? – спросил Пако.
– В багажнике. Больше двадцати штук!
Пако посмотрел на меня и покачал головой.
– Сань-мао, у нас в гарнизоне три тысячи человек, думаешь, им хватит твоих двадцати рыбин? – Сказал как отрезал.
– Ну мало ли! Попробовать-то можно, – возразила я. – Иисус же накормил пять тысяч человек пятью хлебами и двумя рыбами! Что, разве