Книга Попытки любви в быту и на природе - Анатолий Тосс

— А какая у нас такая инструкция? — пробубнил Инфант и опустил долу свои глаза, прикрываемые густыми, длинными ресницами. Через которые вдруг блеснул и тут же погас желтый, мстительный огонек.

Ах, если бы я смог его тогда понять, разобраться в этом огоньке… Но я не смог, потому что уж больно густые и длинные ресницы были на глазах у Инфанта.

Я как раз сидел за ночным столом, настольная лампа очерчивала желтым светом рабочий круг, в котором на отдельных листах я дорабатывал последние детали натурных сокольнических мизансцен. И в этот момент, как-то уж слишком нервно для такого позднего часа, зазвонил телефон. Я постарался отбросить неприятное предчувствие и снял трубку. Предчувствие меня не подвело: в трубке заскулил голос Инфанта:

— Она бросила меня, оставила… Так внезапно… Я не мог предположить… Ушла, прямо на улице… Не сказала ничего, не объяснила, а просто развернулась и ушла…

— Как? — не поверил я. — Ты встречался со своей девушкой, забыл, как ее зовут? Почему, зачем так поздно? Ты же должен был Дусю выгуливать?

— Какая там девушка… Дуся и ушла! — взвизгнул Инфант. — Я же говорю, развернулась, выдернула у меня из рук поводок и ушла. Я было за ней, но она обернулась, увидела, что я ее догоняю, и дала деру. Только пятки засверкали.

— Какие пятки? — не смог сдержать я своего раздражения. Потому что бегство Дуси от Инфанта грозило сорвать всю завтрашнюю репетицию, во всяком случае, Жекино участие. А без Жеки, без главного женского персонажа, репетировать было решительно невозможно. Да и Дусю было жалко. Как она там одна, в ночи?

— И где она сейчас? — спросил я, пытаясь сохранить хладнокровие.

— Так кто ж ее знает? — Голос Инфанта просто раскалывался от горя. — Гуляет где-нибудь по набережной одна. В принципе ничего страшного, вечер-то тихий, теплый. Кушать захочет, глядишь, вернется. Ты думаешь, она помнит, где ее жилье находится?

— Мудила ты, Инфантище, — сорвался я на грубость, но тут же снова взял себя в руки. — Что ты с ней сделал такое, что она от тебя деру дала? Как ты ее обидел?

— Я-то тут при чем, — снова заныл Инфант в трубку. — Она сама взяла и смылась…

— Ладно, сейчас приеду, — пообещал я сердито и повесил трубку.

Машину долго ловить не пришлось, они сейчас по ночам еще доступнее, чем женщины легкого поведения, — стоят маются вдоль тротуаров. Или, наоборот, курсируют вкрадчиво туда-сюда, в поисках запоздавших клиентов.

Я ехал по долгой, размеренной Москве, практически пересекая ее насквозь, любуясь, скорее по инерции, ее тихим, ночным, как бы затаившимся спокойствием. И дорога, отражающая уличные фонари в темном асфальте, и теплый ветер, врывающийся из приоткрытого окна, и многозначительный шелест уснувших деревьев на бульварах, вдоль которых мы ехали, — все это ввело меня в спокойное, философствующее настроение.

«А ведь все-таки странно устроен этот мир, — подумал я. — И нам никогда не разгадать его до конца. Вон, например, если взять Инфанта. Похоже, ни одна женщина с ним ужиться не может, даже если эта женщина не человек, а собачка».

Инфанта я отыскал как раз на Фрунзенской набережной. Он сидел на парапете, уронив голову в ладони, и лишь иногда, вскидывая усталые глаза на желтеющее ядро луны, тоскливо, жалостливо подвывал: «Дуся!» А потом снова: «Ду-у-у-у-ся!» И еще раз: «Ду-у-у-у-ся, вер-ни-ись!» Но на его зов никто не отзывался. Никто, кроме меня.

— Инфантище, хватит мудить, — предложил я. — Если она от тебя убежала в никуда, в ночь, в сырость, в холод и голод, то неужели она пойдет добровольно на твой голос?

— Да нет, — ответил вдумчиво Инфант, — я просто думал, что раз собаки стадные животные, то они любят подвывать друг другу, особенно на луну. Вот я и завыл, чтобы она мне ответила. А я бы по подвыву ее местоположение тут же запеленговал. И тогда бы точно ее изловил.

— Ты просто таежный разведчик, просто Чингачгук, просто «последний из могикан», — догадался я про Инфанта вслух и тут же пожалел, что вслух. Потому что от обилия непонятных литературных терминов Инфант прямо на глазах напрягся и даже привстал с парапета. — Потом объясню, — тут же пообещал я на будущее.

Мы ее найдем? — обратил ко мне полное надежд лицо Инфант. — Она ведь не может пропасть бесследно! Ведь должны остаться какие-нибудь следы! Например, кусочки линяющей шерстки на асфальте… или, вот, орошенные Дусей кустики, или хотя бы… — Тут он сбился и продолжил уже совсем по-другому: — Нам необходимо ее найти, слышишь, просто необходимо! А то Жека меня убьет. Ты же знаешь Жеку, она резкая, особенно по отношению ко мне. Ей только повод дай… А тут Дуся потерялась. Точно убьет.

Не только тебя, подумал я, но сказал другое:

— Ты лучше скажи: что ты с ней сделал такого, что она от тебя деру дала?

— Да ничего, — начал обманывать меня Инфант.

— Инфантище, — подошел я к нему поближе, — если ты мне сейчас мгновенно не сознаешься, я тебе торжественно клянусь: я не только Дусю искать не буду, но и от Жеки тебя оберегать не намерен. И в лесу завтра насиловать будут тебя. И не сексуально в шутку, а на полном серьезе и совсем не сексуально.

Похоже, угроза подействовала, особенно про Жеку, так как ее Инфант побаивался не понарошке.

— Да правда, ничего… Ну помнишь, тогда, в «Горке», как она, эта Дуся, себя вела разболтанно, совершенно без достоинства. Лизалась с кем хотела, на руки ко всем шла. Совершенно она не гордая оказалась. А ведь девочка. А все потому, что ее не воспитывал никто, особенно в детстве. Твердой мужской руки она не знала.

— Так ты чего, ее воспитывать, что ли, взялся?! Ты чего, сдурел? — не выдержал я. — Тебе же ее только выгулять надо было. И все, и домой отвести. Я же тебя предупреждал, чтобы ты с ней в личностные отношения не вступал. Дал ей присесть у кустика, и домой.

— Так в том-то все и дело, — перебил меня Инфант, — что не хотела она приседать.

— Почему не хотела? — не врубился я с ходу.

— Я ж говорю, разболтанная, — повторил Инфант. — Вот и не хотела приседать. А все норовила ногу заднюю задрать. А ноги задирать девочкам не полагается, так только мальчики писают. Девочки всегда приседать должны. Особенно собачки. Вот и не стерпел я. Не мог я мимо такой разнузданности пройти, должен я был ее научить…

— И как именно ты ее учил? — искренне поинтересовался я, потому что мне сразу стало интересно.

— Да по-разному пытался, — ушел от прямого ответа Инфант. — Но она упорно свою заднюю лапку все норовила поднять. Как будто специально, как будто мне в отместку. С трудом удавалось удержать ее.

— Удержать! — еще больше изумился я.

— Ну да, — подтвердил Инфант, — а как же иначе? Ведь чтобы присесть научиться, она по-прежнему должна была писать хотеть.

— Короче, ты, Инфантище, ей писать спокойно не давал, — оценил наконец я полностью ситуацию. — Потому она от тебя и убежала.