Книга Избранные речи - Демосфен

(15) Впрочем, если14 кто-нибудь из вас, граждане афинские, видя эти успехи на стороне Филиппа, представляет себе его страшным и трудно одолимым на войне, тот рассуждает предусмотрительно, как следует благоразумному человеку: действительно, во всех делах человеческих судьба – это великая сила или, лучше сказать, – это все. Однако есть много данных за то, что всякий, вероятно, скорее согласится взять себе наше счастье, чем его. (16) Именно, наше преуспеяние мы унаследовали от предков еще намного раньше не только чем он, но, коротко говоря, и чем все цари, царствовавшие в Македонии; а эти цари также платили взносы15 афинянам, тогда как наше государство никогда еще не платило решительно никому. Кроме того, мы имеем тем больше оснований в сравнении с ним рассчитывать на благоволение богов, что всегда более соблюдали в своих поступках благочестие и справедливость. (17) Так почему же он в последнюю войну16 имел больший успех, чем мы? – Потому, граждане афинские (я уж буду говорить вам откровенно), что он сам отправляется в походы, терпит лишения и участвует в опасностях, не упуская ни удобного случая, ни благоприятной поры года, а мы (придется сказать правду) сидим здесь, ничего не делая, вечно только собираясь, вынося псефисмы и осведомляясь на площади, нет ли каких-нибудь новостей. А что́ может быть более нового, чем то, когда македонянин не считается с афинянами и осмеливается присылать письма вроде тех, какие вы слышали недавно? (18) Кроме того, у него на службе состоят наемные воины да еще, клянусь Зевсом, помимо них и некоторые из наших ораторов; а эти последние, думая только о том, чтобы получить себе в дом подарки от него, не стыдятся жить на пользу Филиппу, и не видят, что за малую подачку продают все решительно – и дела государства, и свое собственное существование. А мы ни мер никаких не принимаем, чтобы хоть внести какое-нибудь расстройство у него в делах, ни наемников не хотим содержать, ни сами не решаемся отправляться в походы. (19) Ввиду этого нет ничего странного, если он получил некоторый перевес над нами в прошлую войну; скорее странно то, как мы, не делая ничего, что следует людям, находящимся в состоянии войны, рассчитываем победить человека, который все выполняет, что нужно для достижения превосходства.

(20) Все это, граждане афинские, нам нужно принять во внимание и дать себе отчет в том, что сейчас даже не от нас зависит говорить о соблюдении нами мира (ведь тот человек уже не только объявил войну, но и на деле ее начал), и таким образом надо не щадить никаких средств17, ни государственных, ни частных, но выступать в поход, когда это представится нужным, всем с полной решимостью, а полководцев взять лучших, чем до сих пор. (21) Пусть никто из вас не подумает, что те же самые люди, по вине которых дела государства пришли в такой упадок, будут способны потом поправить их и привести в лучшее состояние. Не думайте также, что, если вы будете относиться с такой же беспечностью, как до сих пор, другие будут с особенным усердием бороться за ваше дело. Нет, представьте себе только, какой же это позор – после того как отцы ваши перенесли много трудов и великие опасности в войне с лакедемонянами, (22) вы не хотите проявить решимости в защите даже того, что они вам передали, добыв справедливым путем и в противоположность этому человеку, который хоть он и уроженец Македонии, так смело идет в опасности, что ради расширения своей державы в боях с врагами получил раны по всему телу18, вы, будучи афинянами, которым отцами завещано никому не покоряться, но всех побеждать на войне, – вы по беспечности или по малодушию покидаете дела предков и пользу отечества.

(23) Не стану слишком распространяться, а скажу только, что надо самим быть готовыми к войне и что греков надо призывать к союзу с нами не словами, а делами, так как всякое слово19 является пустым, раз не сопровождается делами, а тем более слово, исходящее от нашего государства, поскольку мы, по общему мнению, пользуемся им свободнее, чем все остальные греки.

XII

Письмо Филиппа

(1) Филипп Совету и Народу афинскому привет!

Хотя уже много раз я присылал к вам послов1 насчет того, чтобы обеим сторонам соблюдать присягу и договоры, вы не придавали этому никакого значения. Вот поэтому я почел нужным направить к вам письмо о тех делах, в которых вижу нарушение своих прав. Не удивляйтесь, однако, обширности моего письма: ввиду того, что причин для неудовольствий много, необходимо по всем делам объясниться вполне ясно.

(2) Во-первых, когда наш глашатай Никий был захвачен и увезен из моих владений, вы не только не подвергли взысканию виновных, но продержали потерпевшего десять месяцев в заключении, а наше письмо, которое он вез, вы прочитали с трибуны2. Во-вторых, когда фасосцы3 принимали у себя триеры византийцев4 и из морских разбойников всех, кто выражал желание, вы оставляли это совершенно без внимания, хотя в договоре определенно сказано, что за врагов надо считать тех, кто так поступает. (3) Далее, около того же времени Диопиф вторгся в нашу страну, причем жителей Кробилы и Тиристасы5 обратил в рабство, а прилегающую к ним область Фракии опустошил; наконец, он дошел до такого беззакония, что когда в качестве посла для переговоров относительно пленников пришел Амфилох6, он схватил его и, подвергнув крайне жестокому обращению, отпустил за выкуп в девять талантов, и эти действия его были одобрены народом. (4) Но ведь нарушение прав глашатая и послов у всех вообще людей признается за нечестие, а у вас в особенности. По крайней мере, когда мегарцы убили Анфемокрита7, ваш народ был так возмущен этим, что отлучил их от мистерий8, а на память об этом преступлении поставил статую9 перед воротами. Но разве не возмутительно, что вот теперь вы явно совершаете дела столь же недопустимые, как и те, за которые вы так возненавидели виновников тогда, когда сами были пострадавшими? (5) Далее, ваш полководец Каллий10 захватил все населенные города у Пагасейского залива, несмотря на то, что неприкосновенность их была обеспечена вашими же клятвами, а со мной они были в союзе; людей же, направлявшихся морем в Македонию, он всех продавал, поступая с ними, как с врагами. И за эти дела вы высказывали ему одобрение в своих псефисмах. Ввиду этого я теперь даже не представляю себе, какая же будет разница, если вы уже прямо признаете, что воюете со мною; ведь и в то время, когда у нас был открытый разрыв, вы посылали разбойников и продавали в рабство людей, направлявшихся к нам, оказывали помощь нашим противникам и разоряли мою страну.

(6) Мало того, вы дошли до такого беззакония и враждебности, что отправляли послов даже к персидскому царю11 с поручением склонить его к войне против меня. Этому особенно приходится удивляться. Ведь перед тем, как он занял Египет и Финикию, вы вынесли псефисму о том, чтобы в случае каких-либо враждебных действий с его стороны призывать и меня наравне со всеми остальными греками12 против него. (7) Но теперь у вас накопилось столько ненависти против меня, что вы ведете переговоры с ним о заключении союза. Между тем в прежнее время ваши отцы, как я слышу, ставили в вину Писистратидам то, что они возбуждали персидского царя к походу на греков. А вы не стыдитесь делать то самое, в чем постоянно обвиняли тиранов13.