Книга Невинность на спор - Любовь Попова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы не будем разговаривать! В этом и проблема! Ты меня трахнешь, а завтра даже имя не вспомнишь!
— Ну знаешь! – бью раздраженно по рулю, и когда торможу на светофоре заставляю взглянуть на себя, дергая за подбородок. На миг даже замираю, увидев, как в длинных ресницах запутались капли слез. Нашла тоже из-за чего реветь. – Твое имя у меня уже в печенках! Я заебался думать, какого это, быть в тебе.
А все из-за чего, из-за одной фразы, что она хочет подарить мне девственность. Так пусть дарит, черт возьми!
— Но стоит меня распечатать, все закончится!
— Ты этого не знаешь, — возвращаю взгляд на дорогу, щуря глаза от громадных, растыканных по всему городу экранов. Как люди из-за них еще в аварии не попали?
— Это знаешь ты, — бубнит она и снова дергает дверцу. – Я хочу выйти.
— Малышева, твою мать. Что ты от меня хочешь?! Я не могу стать белым и пушистым.
— Да разве я прошу этого! Я прошу быть честным!
Хочется вжать голову в плечи, но если я не настою на своем, то она будет думать, что победила.
— Я в отличии от тебя, честен и говорю прямо, что хочу тебя трахнуть! И ты хочешь, только ерепенишься.
— Я бы лучше с тобой и дальше дружила, — обнимает она себя за плечи и смотрит прямо. Ревет, дура!
— О какой дружбе может идти речь, если у меня на тебя стоит?
— Ну и что?!
— То есть тебя устроит, если я буду дружить с тобой, а трахать других? – ору я, не веря, что она соображает, что болтает.
— Можно подумать, если ты будешь трахать меня, то тут же станешь верным! — кричит она в ответ и резко успокаивается. – Я не хочу рисковать ради одного секса. Я хочу с тобой дружить. Или так, или мы вообще прекращаем всякое общение.
Серьезно блять?! Серьезно?!Условие мне будешь ставить?! Угрожать. Охуела?!
— Я тоже могу ставить условия! Или ты мне отсасываешь или мы прекращаем всякое общение, — останавливаю тачку и уже вижу в сознании, как она с глупой улыбкой кидается расстегивать мне ширинку. Так ведь и должны поступать глупые, влюбленные дуры? Да?
Только вот никакой глупой улыбки на лице Малышевой нет. Вообще никакой. Только, плохо скрываемое презрение. Я бы сказал, даже, облегчение.
— Так даже будет лучше. Уверена, ты всегда найдешь ту, кто тебе отсосет, — шепчет она, поворачивает корпус к выходу. Но я не могу дать ей уйти. Яйца звенят от напряжения, голова болит от ее нытья!
Хватаю пятярней за волосы и чиркаю ширинкой, слыша еще и визг Даши.
— Уже нашел! Открывай свой рот! Уверена, ты уже слюной захлебываешься!
— Отпусти, придурок! — упирается она в бедро, а меня это долбанное сопротивление заводит чертовски. Уже вижу в мыслях, как долблю горло. Наконец-то не фантазия, а реальная Малышева с моим членом во рту.
И я достаю хер, рукой сжимаю основание и вижу, как несмотря на сопротивление она облизывает губы, как блестят ее глаза.
— Соси, Малышева сама, пока не заставил...
****
Толкаю голову ближе, уже погружаюсь в хмель ее дыхания, что щекочет головку.
— Марк, нет!
— Да, блять! Я заебался ждать! – рычу , но вместо того, что сдаться и просто начать отсасывать, она со всей дури дает ладонью по клаксону. Я дергаюсь от испуга и шиплю, когда от ее ладони прилетает оплеуха!
— Сука! Не будь ты бабой, — ору ей в испуганное лицо, держа за шелк волос, так что кажется сейчас вырву. Смотрю в расширившиеся глаза, чувствуя, что вместо гнева только сильнее возбуждаюсь. – Убил бы.
— А ты меня и так убиваешь, — шепчет она еле слышно, слизывает каплю слез с покрасневших губ, которые уже должны быть на моем члене.
Внутри что-то лопается. Гнев выходит, сердце заходится от волнения, как будто после боя. Она одно сплошное противоречие. Противник, против которого я не знаю приемов. Потому что противник сам не знает, чего хочет.
Вот и сейчас она зачем-то ладошкой накрывает головку члена и легонько сжимает, так что внутри яиц стреляет, и я рыком впиваюсь в губы, уже ликуя, что победил.
Языком по небу, целую настойчиво, почти кусаю, насилую пухлый ротик.
Вдруг чувствую, что она бережно прячет член в трусы, а по вспотевшей от борьбы коже проскальзывает легкая свежесть.
— Что за хуйня… — шепчу ей в губы, но глаз не открываю, языком скольжу. Руками по спине, к груди, которую давно пора оголить. Хочу коснуться, но не чувствую ничего.
Открываю глаза, а нахалка уже стоит на улице, подсвеченная розовым рекламным банером.
— Шлюх своих сосать заставляй! Со мной только дружба! — хлестко бьет она словами и с треском хлопает дверью.
— Ебнутая дура! А, ну вернись! – ору я и хочу выйти, но мне кто-то сигналит, а трусы на выкате! Блять….
– Кому ты, блять, сигналишь. Тебе места мало!? — Наорал на проезжающую машину и только и заметил, как пухлый зад скрылся в переходе Метро.
Она просто вышла из машины. Просто отвлекла своей рукой, губами, слезами и сбежала.
А я сижу, смотрю, вперед и ощущаю, как из глубины сознания поднимается гнев, как столб пламени, который температуру в теле до красной отметки поднимает.
Так жарко, задыхаюсь, что хочется в прорубь кинуться, чтобы охладиться. Или убиться головой об асфальт, чтобы перестать слышать нескончаемый звон.
— Ну и пошла ты, жирная сука! – ору я, зная, что она меня уже не слышит. – Не видать тебе моего хуя! Никому ты не нужна!
Вдавливаю педаль в пол и выезжаю на дорогу. Мчусь вперед, почти не видя ничего из-за красной пелены злобы и обиды.
Тварь, а. Любит она.
Пиздоболка.
Никого она кроме жратвы не любит. Отсасывать не стала.
Побрезговала?
— Да, пошла ты! Пошла! Пошла!
Отработаю несколько боев и нахуй. Забуду. Поеду сейчас и трахну… Да, кого угодно!