Книга Ты постучишься в дверь мою - Мария Акулова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иван звонит, сообщает, что его жена в больнице с нервным срывом и он отказывается от участия в фарсе. Они с Максом находят билет на ближайший рейс, через полтора часа он ступает ногой на Киевскую землю.
— Алло, Макс. Я на месте. Какая больница? — набирает Максима, слышит быстрый ответ, садится в присланную машину…
Это все дичайшая глупость с его стороны. Безответственность и идиотизм, но… У всего есть предел. Ее предел наступил сегодня.
* * *
— Ксюшенька… — первой, кого увидела Ксюша, открыв глаза, была мама. Сидевшая рядом с ее больничной кроватью, державшая за руку… За ту, которая не была присоединена к капельнице.
Нина выглядела откровенно неважно. Серое лицо, загнанный взгляд. Плакала, судя по всему.
И Ксюша понимала, что надо бы улыбнуться, надо бы подбодрить родительницу своим видом, но… не было сил.
Хватило лишь на то, чтобы снова глаза закрыть, попытаться вспомнить, как она тут очутилась…
Вспомнила, зря, кажется…
— А Макс? — спросила шепотом. Не специально, просто, как выяснилось, голос куда-то пропал.
— В коридоре. И отец там. Беседует с врачом. Ты так нас напугала, милая. Так напугала. Макс сказал, ты… — Нина всхлипнула, видимо, переживая заново то, во что для нее этот день обернулся. — Ты с Кириллом повздорила, поехала домой, а потом… Зачем ты съехала, Ксюш? Тебе же плохо там…
— Мне везде плохо, мам… — слова приходилось практически выдавливать из себя. Потому что везде ей было плохо во всех смыслах. Дома и у родителей. Телу и душе. Она сломалась. Ксюше показалось, что именно сегодня она сломалась. И не успей Макс ее спасти, вероятно, в некрологе стоило бы написать: «жертва трех ударов». Хотя… Удар-то был один, давно, а теперь только последствия.
— Мы поедем куда-то, девочка моя… Отец пообещал, что снимет нам дом… В горах… В Швейцарии, хочешь? Или в Австрии? На берегу озера. Там будет тихо-тихо, детка. Там будут плавать лебеди, а у нас — своя лодка… Мы там гулять будем, как в детстве, я тебе книжки читать буду вслух. И папа к нам приедет, когда получится. Хочешь? Просто тебе нужно уехать отсюда. Хотя бы на время уехать. И… Если ты так хочешь, детка, там найдем врача, поможет тебе родить. Ты же успела сделать ЭКО?
Нина тараторила, Ксюша слушала… И не возражала. Это не поможет. Она не сомневалась, ничего уже не поможет, но спорить сил тоже не было.
— Тест отрицательный, — снова шепнула.
— Что? — мать переспросила.
Зря… Вот зря… Зачем ее мучить?
— Тест отрицательный. ЭКО не удалось. Это все, мам…
И сама не знала, что в «это все» вкладывала, но чувствовала себя за шаг до финиша. Жутчайшим аутсайдером, прибежавшим последним. Не собравшим по дороге ни одного трофея — не сорвавшим ни одной ленточки.
— Ксень, — и Нина не нашлась, что ответить. Только имя ее прошептала тем же тоном, что дочь, а потом продолжила молча руку гладить, цепляясь за нее так… Будто и сама прекрасно понимает — это все. Для Ксюши — все.
Она же отвернулась, снова глаза закрыла, чувствовала, что по виску на подушку одна слеза соскальзывает, за ней, по той же дорожке, вторая… И третья…
В коридоре шум какой-то… Громко так… У самой палаты… И хочется попросить, чтобы не шумели, но сил и на это нет. Заснуть бы… Хотя бы на немного, без сновидений, как в прошлый раз. Вдруг, проснешься, а снова откуда-то силы взялись? Жить захотелось?
— Я сейчас, детка, — Нина будто сомневалась, можно ли ее руку из своей выпускать, но рискнула все же. Сделала несколько шагов к двери. Не знала, что там происходит, но собиралась это прекратить. Не успела.
Дверь сама открылась, чуть не влетев в стену, а за ней.
— Господи, — не сказала даже — выдохнула, закрывая ладонью рот. Захотелось перекреститься отчего-то, а еще ущипнуть себя, потому что… Не каждый день покойника видишь.
— Ксеня… — Бродяга так и застыл в дверном проеме. За ним — Максим, «прикрывающий» со спины, и отец, пытающийся помешать зайти.
Ксюша уже почти во сне голос его услышала. Улыбнулась… Видимо, совсем без сновидений не получится, но… Такое сновидение ей нравится. Не горько-сладкие воспоминания из прошлого, а альтернативная реальность, в которой он действительно может в ее палате оказаться.
Подойти к кровати, присесть здесь на корточках, заглядывая в ее глаза, из которых по-прежнему слезы льются на подушку…
— Ксень. Это я. Я живой. Слышишь? Ксень… Скажи что-то… Ксень… — берет ее за руку. И это точно… Совершенно точно его пальцы начинают ее кожу поглаживать. — Ксень… Не молчи… Скажи…
— Вон пошел отсюда! — сзади подходит отец, дергает Бродягу за плечо, но тот умудряется вернуться, руку его скинуть, глянуть грозно на Игоря:
— Я бешеный, вы знаете. Не подходите лучше.
А потом снова ласково на Ксюшу.
— Ты узнаешь меня?
— Я… — узнавала. Узнавала, но не понимала. Взглядом всю палату окинула. Маму… перепуганную до ужаса. Отца… злого. Макса… несмело улыбающегося… Бродягу… встревоженного. — Жив? Как?
Спросила, чтобы тут же в темноту нырнуть. У нервной системы произошел новый перегруз.
Прошел месяц…
Настоящее…
Держа в руках распечатанный конверт, Бродяга делал шаг за шагом в сторону ее кабинета… Видимо, по взгляду было понятно, что спрашивать его сейчас ни о чем не нужно. Нужно просто расступаться, давая дорогу, иначе… Всем достанется.
Затормозил перед дверью, мазнул взглядом по табличке… Потом снова… Усмехнулся, непроизвольно сминая тот самый конверт.
«Веремеева Ксения Игоревна».
И раньше-то никогда не стучался, а теперь и подавно. Ручку вниз, шаг в кабинет…
Ее, старый. Из директорского Ксюша съехала, как только муж «ожил». Ваня не просил, но она… Все было сложно.
Ксюша сидела за столом, печатая что-то на ноутбуке. Вздрогнула, когда дверь открылась, еще раз — когда поняла, что это Тихомиров, но быстро взяла себя в руки. Нацепила на лицо маску безразличия, продолжила работать. Точнее начала имитировать. Потом надо будет удалить ту «абракадабру», которую она печатала, испытывая его терпение.
Ничего, не сахарный. Подождет… Она вот четыре месяца как-то ждала ведь… Зачем-то…
— Тебя учили стучать? — бросила один единственный мимолетный взгляд, а потом снова на экран, потому что… Каждый раз дыхание спирало. Каждый чертов раз, будто он впервые перед ее глазами после «воскрешения».
— А тебя говорить с мужем учили? — он ожидаемо не ответил, к столу подошел, хлопнул по крышке ноутбука, не заботясь даже о том, успеет ли руки одернуть…
Бродяга знал ее достаточно хорошо, чтобы понимать — Ксюша пытается его таким образом поставить на место. Но, видимо, забыла, что он не ставится…