Книга Дамба - Микаель Ниеми

– Ничего, ничего, – бормотала она успокаивающую мантру, – ничего, все будет хорошо… все будет хорошо…

Нащупала сухожилие. Попробовала перерезать, не получилось. Никогда не думала, что тонкий, намного тоньше карандаша, тяж настолько прочен. Выругалась и начала пилить. Старалась не нажимать – как только увеличивала усилие, нож тут же соскальзывал. Наконец нож провалился и выпал из рук. Чудом поймала и неожиданно для себя грязно выругалась. Всю жизнь старалась не произносить нецензурных слов.

Лабан дергался в конвульсиях, язык вывалился изо рта. Лена заставила себя отвернуться и запела колыбельную – смешную колыбельную, которую мама-троллиха якобы поет одиннадцати троллятам, они только что появились на свет. Не по очереди, а разом, все одиннадцать.

– Хо-ай-ай-ай-буфф… Хо-ай-ай-ай-буфф… нет… что-то еще мешает… Что-то еще… терпи… надо еще что-то отрезать…

С трудом удерживая рвоту, ощупала мягкие, потерявшие жизненную силу лохмотья мышц. О дьявол… еще одно сухожилие. Или мясо. Лена чувствовала, что она и сама в полубессознательном состоянии, вот-вот отключится. Но что делать… резать, резать и резать. Избавиться от наглухо защемленной и уже невосстановимо раздробленной голени.

– Хо-ай-ай-ай-буфф…

Все. Нож прошел насквозь. Она еще раз провела рукой под культей – теперь, кажется, ничего не мешает.

Дерево продолжало дрейфовать от берега. Течение тащило его на середину вновь образовавшейся реки. Почти незаметно, но, несомненно, все быстрее и быстрее. Теперь это вопрос жизни. Лабан опять сполз под воду, но его там ничто уже не удерживало. Лена зажала нож в зубах и ощутила вкус крови. Обхватила Лабана рукой за шею и неуклюже потащила за собой. Насколько могла, отводила свободной рукой колючие сосновые ветви – гигантскую метлу, готовую в любой момент смести ее в реку.

Дна под ногами не было. Она легла на спину и начала по-лягушачьи отталкиваться ногами. Намокшая одежда сделалась невыносимо тяжелой, тянула вниз.

Течение неумолимо оттаскивало ее вместе с деревом в обратную сторону. На глубину.

Наконец ей удалось окончательно выпутаться из переплетения ветвей, и она поплыла к берегу. Почему он не помогает? Без помощи ей не доплыть, ни за что не доплыть. Суставы заледенели, мышцы одну за другой сводила судорога, но она не прекращала эти дурацкие лягушачьи толчки, заставляя себя удерживать голову Лабана над водой. Он, конечно, не мог ей помочь – потерял сознание, пустые глаза уставились в серое небо. Может, уже умер. Нет… наверное, нет. Еще не умер – мертвые выглядят по-другому. Бросить нельзя.

Она уже даже не понимала, плывет ли она к берегу или, наоборот, от берега.

Пятка ударилась обо что-то твердое. Камень? Она неуверенно пошарила ногой – дно.

Все же удалось добраться до суши.

Глава 28

С годами Софии Пеллебру становилось все труднее общаться с идиотами. Идиотов в мире более чем достаточно, это она поняла еще в детстве. Но есть и плюс – не так уж трудно их избегать. Самое мудрое – избегать. Переходить на другую сторону, покупать продукты в других магазинах. Ходить в другие рестораны, выбрать другой фитнес-зал – короче, избавиться от идиотов способы есть. Встречаешься с ними разве что в автомобильных пробках около Будена[16]. Настоящего идиота невозможно чему-либо научить или перевоспитать, она оставила подобные попытки еще в молодости, когда ее угораздило напороться на идиотку в собственной постели. Это были ее первые серьезные отношения. И надо же, как повезло… оказалась идиоткой. Нет, конечно, София пыталась, упорно не хотела верить очевидному факту, но чем упорнее пыталась, тем факт становился очевиднее. Начиная с имени. Анна-Стина, так ее звали, – уже одно имя должно было заставить Софию насторожиться. Типичное идиотское имя. Анна-Стина, Эва-Лена, Инга-Бритта или Бу-Андерс. Мало того, Анна-Стина настаивала, чтобы София называла ее не как-нибудь, а вот как: Ассиав-София. Не просто настаивала, а поставила условие: если хочешь, чтобы мы были вместе, называй меня именно так – Ассиав-София. Асси – вроде как аббревиатура ее настоящего имени, Анна-Стина, ав же – старинный предлог принадлежности. Софиина Анна-Стина. Ни больше ни меньше. И она тогда пошла на эту дурость! По молодости и наивности. А может, и не по наивности, просто хотела выторговать фору в будущих спорах. Еда, к примеру. Вечный предмет несогласий. София с самого начала настаивала: ни один разумный человек не ужинает в пять вечера. Абсолютное безумие, разве что за единственным исключением – если ты работаешь в ночную смену. Тогда да, тогда само собой. А для нормального человека ужин в такую рань означает только одно: до сна успеешь сто раз проголодаться и будешь пихать в себя разную дрянь. Именно этим и занималась Асси. Перед телевизором, потеснив пульты, поселилось большое блюдо с солеными палочками, чипсами и жареными орешками. От соленого, разумеется, хочется пить, и на следующий день рядом с блюдом появилась трехлитровая коробка красного вина. София стойко держалась две недели. Но когда обнаружилось, что она поправилась больше чем на килограмм, а по ночам просыпается от изжоги, решительно воспротивилась. Кончаем с этой глупостью. Континентальный ужин – не раньше восьми вечера. И точка, больше на эту тему не говорим. И чего добилась? Асси рыскала по дому, как сучка в период течки, – критически низкий сахар в крови. И закатывала глаза: я на пороге гипогликемической комы. То и дело лазила в буфет и в холодильник, а кончалось, само собой, тем, что за ужином почти ничего не ела, только ковырялась в тарелке. София держалась. Стойко держалась целый год – это был худший год в ее жизни. Но, как говорится, нет худа без добра. На ошибках учатся. Испытания, если не убивают, укрепляют тело и дух.

А сейчас София Пеллебру стояла перед грузовым терминалом в Люлео-центре с дымящейся сигаретой в руке. Самое забавное вот что: она никогда не курила. Терпеть не могла курильщиков и курение – самый дорогой и самый вонючий способ самоубийства. Она только делала вид, что курит, – подносила ко рту ядовитую дрянь и держала пару секунд в полусантиметре от губ. После чего стряхивала якобы накопившийся пепел в металлическую коробочку из-под японских конфет. Пока этот номер выручает, благодаря этим “курительным паузам” у нее есть возможность хоть немного побыть одной. Иначе ее взорвало бы изнутри.

София достала мобильник и позвонила домой. По привычке сосчитала: прошло восемь сигналов, никто не взял трубку. Может, это хороший знак? Может, Эвелина все-таки надумала пойти в школу? Посомневалась и набрала номер мобильника. После трех сигналов включился автоответчик: абонент недоступен, перезвоните позже. Если на уроке, ничего удивительного – отключила звук. А может, что-то с покрытием. Вечная история здесь, на севере.

Осталось смутное беспокойство. Она вовсе не безумная мать, не клуша, клушой ее никак не назовешь. Не безумная, но мать, а мать есть мать.

Одним пальцем, не выпуская сигарету, отстукала эсэмэску: