Книга Подлинная история ожерелья Антуанетты. Том 1 - Ольга Баскова

Пожилой адвокат, говоривший очень проникновенно, почувствовал, как от прикосновения её маленькой руки с тонкими пальцами и ногтями миндалевидной формы кровь быстрее побежала по жилам. Взглядом старого, опытного ловеласа он смотрел на её тонкое лицо, восхищался голубыми глазами, чёрными, густыми от природы волосами, прелестной фигурой и думал, как потребует обещанную награду, но это будут вовсе не деньги. Их у него предостаточно.

— Так вы мне всё расскажете? — повторил адвокат, впрочем не надеясь на искренность. Да и кому она нужна, эта искренность, если он будет выстраивать свою линию защиты? Жанна опустила ресницы.

— Да, я всё расскажу, как на исповеди.

Дуало уселся поудобнее и начал слушать странное повествование, на ходу соображая, как можно обелить графиню. На деле это выходило довольно трудно. К сожалению, следствие предоставило свидетелей, которые видели, как она общалась с Оливой, как везла её в карете в версальский парк, а сама мадемуазель Леге рассказала о свидании с де Роганом в беседке Венеры, устроенном Жанной и Калиостро. Мэтр, правда, не мог не заметить, что графиня де Ла Мотт совершенно не боялась показаний очевидцев, но защищалась не по-умному. Лавочник, сообщивший о её встрече с Оливой, оказался, по словам графини, не кем иным, как человеком, пытавшимся однажды её изнасиловать (правда, где, когда и зачем — она не помнила). В кучере, который привёз её в версальский парк, несчастная вдруг узнала негодяя, поставлявшего женщин в местный бордель.

Сначала Дуало, влюбившийся по уши, верил дерзкой красотке, но когда следователь разбивал её показания одно за другим, старик приуныл. Имея за плечами огромный опыт, он не знал, что посоветовать своей клиентке. Валить всё на знатных особ? Это означало верную смерть. Молчать? Тогда другие скажут за неё. Мэтр попросил передышку и удалился к себе в дом, чтобы привести в порядок мысли и выстроить наиболее приемлемую защиту.

Этим воспользовался следователь и принялся снова и снова вызывать Жанну на допросы. На предпоследнем, четвёртом, уставшая, с красными от бессонницы глазами и воспалёнными губами, женщина стала заговариваться и понесла откровенную чушь. Какое ожерелье? Какой версальский парк? Сколько можно её мучить и спрашивать о том, о чём она слышит впервые в жизни? По-человечески следователю было жаль несчастную, но за ним стояли августейшие особы, требовавшие как можно быстрее восстановить доброе имя её величества.

Пятый раз Жанну вызвал де Бретель, который от запугивания снова перешёл к увещеваниям и уверениям в помощи, если она всё честно расскажет. Немного поразмыслив, графиня решила уступить. Да, она в курсе про ожерелье, но просто помогла кардиналу, который украл его, а потом передал ей для продажи часть камней. Де Бретель, мило улыбаясь, предложил ей для облегчения собственной участи вернуть бриллианты, но Жанна уже изменила показания. Нет, господин не понял, она ошиблась. Всё было не так или не совсем так. Во всём виноват Калиостро. Своим колдовством он принудил её и несчастную Леге участвовать в сомнительной афере. Отправляясь на свидание с кардиналом, обе женщины находились словно под гипнозом и не соображали, что делали. Де Бретель резонно поинтересовался, зачем Олива жила в одном из имений Калиостро, а Жанна часто навещала мага. Неужели всё это следствия проклятого гипноза? Если граф такой всемогущий, почему не добьётся своего освобождения магическим способом? Выслушав Бретеля, графиня отметила про себя, что это резонное замечание, и снова изменила показания. Да, гипноз имел место, но у неё возникло желание подшутить над своим любовником Роганом, и, когда Калиостро принудил её помогать, она не отказалась. Да, сейчас она не оговорилась, с кардиналом они действительно были любовниками. Пусть Рене-Луи честно признается в этом и расскажет, как потом они вместе смеялись над этой шуткой.

— Да, господин де Бретель, это была самая настоящая шутка! — сказала де Ла Мотт и захохотала хриплым смехом, от которого следователю стало не по себе. Его несчастная голова раскалывалась от бреда госпожи де Ла Мотт. Казалось, он сходит с ума. Не в силах больше продолжать, де Бретель приказал отправить заключённую в каземат, но через полчаса Жанна сама попросилась на допрос.

— Ладно, господин Бретель, я вам кое-что скажу. — Она встала, подошла к нему и прижалась к его плечу. От неожиданности бедный хранитель печати отпрянул, оттолкнул женщину, и она чуть не упала на грязные плиты, но не разгневалась, как он ожидал, а рассмеялась, и снова дрожь прошла по всему телу мужчины.

— С этим делом связана одна государственная тайна, которую я могу раскрыть только первому министру! Вы не сопроводите меня к нему?

Дикий блеск голубых глаз вызвал в Бретеле страх.

«Да она помешалась! — подумал он. — Бедняга сошла с ума. Нужно позвать тюремного врача».

Он соображал, как лучше себя с ней вести. Наверное, делать вид, что верит каждому её слову, и снова сопроводить в каземат. Если графиня сошла с ума, нужно немедленно доложить об этом королю. Пока в голове Бретеля шла усиленная работа мысли, Жанна начала стаскивать с себя платье, демонстрируя белое полное плечо с блестящей кожей.

— Я давно заметила, что нравлюсь вам, господин Бретель, — сказала она и призывно улыбнулась. — Отошлите прочь караульного, он нам только мешает. Останемся вдвоём и насладимся друг другом.

Женщина сильно сжала его в объятиях, и золотое пенсне свалилось на каменные плиты. Хранитель королевской печати попытался освободиться, но это ему плохо удавалось. Сознавая, что их могут увидеть и подумать бог весть что, де Бретель собрал все силы, оторвал жадные руки узницы от своего сухонького тела, усадил её на стул и истошно закричал:

— Караульный!

На его счастье, здоровый детина явился очень быстро.

— Графине плохо! — сообщил де Бретель, стараясь не смотреть на белизну оголённого плеча. — Проводи её в камеру и вызови врача.

Детина как пушинку поднял на руки Жанну, разыгравшую обморок. Бретель с ужасом смотрел им вслед.

Это сцена породила в нём страх. Он не знал, что графиня не помешалась, она мыслила так же здраво, как любой министр королевства, а её помешательство было не что иное, как искусная игра. Впрочем, эта игра принесла плоды, и Жанна добилась своего. Следователи стали с ней более доброжелательны, терпели все её капризы. На допросах графиня почти не разговаривала. Она билась в рыданиях, падала в обморок, кусала караульных, опасавшихся сопровождать её. Когда о поведении пленницы сообщили Калиостро, немилосердно топившему бывшую подельницу, он только улыбнулся.

— О, в ней погибла великая актриса!

Де Бретель, услышав его заявление, решил сделать им очную ставку. Кто знает, вдруг магия графа подействует на Жанну и она тут же выздоровеет? Однако графиня осталась верной себе. Увидев Алессандро, она что есть силы запустила в него довольно тяжёлым медным канделябром, стоявшим на столе. То ли магия, то ли хорошая реакция помогли Алессандро избежать неприятного столкновения. Он очень удачно увернулся, канделябр ударился о стену, оставив на ней след, а графиня заорала от боли: горевшая свеча полетела ей в глаз.