Книга Счастье рядом - Аннэ Фрейтаг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты что, врач? – резко спрашивает мужчина. Она упрямо качает головой и отворачивается от него. – Пойдем, дорогая, – добавляет он успокаивающе. – Давай, вставай. – Но она не встает. Напротив, она еще крепче хватает меня. Я чувствую ее близость, чувствую ее дрожащее тело, которое огибает меня как защитное одеяло. – Дорогая, все было плохо, но она справилась…
– Откуда ты знаешь? – кричит она ему в ответ.
Я напряженно сглатываю, откашливаюсь и хриплым голосом шепчу ей, что у меня все хорошо. На секунду я задумываюсь, услышала ли она меня, но потом ее зареванные глаза встречаются с моими.
– У тебя правда все хорошо?
– Да, все действительно хорошо. – Я беру ее за руку. Она такая же мокрая, как и моя. Женщина ослабляет свои объятия, и ее мышцы расслабляются. Я смотрю на нее. – Спасибо.
Мне хочется сказать больше. Хочется сказать, как я рада, что она оказалась рядом, что я не умерла в гордом одиночестве на этом тротуаре, но не знаю, как это сделать. Я надеюсь, мои глаза говорят о том, что я не могу произнести вслух.
Когда приехала «Скорая», женщина наконец отпустила меня. Я чувствую, что она не хочет уходить. Наверное, так бывает, когда ты внезапно сближаешься с совершенно незнакомым человеком. Когда думаешь, что он в любой момент может уйти из жизни и в эти последние секунды никого не окажется рядом. Она смотрит на меня, как будто знает, о чем я думаю.
– Пойдем, дорогая, – я слышу голос ее молодого человека. – Пошли.
Я киваю, она берет его за руку, и он оттягивает ее от меня. Она еще пару раз оборачивается, в то время как он пытается как можно быстрее уйти. Как будто я какая-то болезнь, которой он ни в коем случае не должен заразиться.
Пока я лежу в машине «Скорой помощи» и санитары меня обследуют, меряют давление, вводят инъекцию, Оскар держит меня за руку. Он сделал храброе выражение лица, но глаза выдают его. Мне надевают кислородную маску на нос и рот, и в этот момент в моей голове снова возникает вопрос, не слишком ли эгоистично я поступаю. Может, мне все-таки стоило его отшить. Но чем больше я убеждаюсь в своей ошибке, тем крепче он сжимает мою руку. Я разрываюсь между тем, как должна поступить, и своими чувствами. В то время как мой разум хочет оттолкнуть Оскара, мое сердце шепчет: «Останься со мной, останься со мной, останься со мной». Что правильней? То, чего я хочу для себя, или то, чего я хочу для него?
Я знаю ответ, всегда его знала. Но мне бы хотелось найти какой-то другой. Достаточно того, что мое сердце разрушило одну жизнь. Не должно быть еще и второй. И тем более не жизнь Оскара. Я расслабляю свою ладонь, но он продолжает держать ее.
Он подходит ближе и смотрит мне прямо в глаза.
– Не хочешь прекратить отталкивать меня от себя? – шепчет он и гладит меня по голове. – Я никуда не уйду.
Мы молча идем вниз по тротуару, и в моей голове постоянно звучат предостережения санитаров. Но они не сказали мне чего-то нового, ничего, что я не смогла бы понять. По сравнению с Оскаром. Я разглядываю его краем глаза, как он переставляет ноги по тротуару и смотрит в землю. Я все сказала ему. Сказала ему, что умру. Но одно дело услышать это от меня и совсем другое – когда тебе ездят по ушам два санитара и объясняют какую-то китайскую грамоту. Единственное слово, которое понимаешь в этот момент, – смерть. Остальное только осложняет понимание. Иногда такое закаляет. У меня так было после четвертой операции. Может, я просто научилась не обращать внимания на их слова. Я чувствую, что Оскару дискомфортно и он умалчивает некоторые вещи или просто не знает, как о них сказать. Я знаю, о чем он думает. Понимаю это, потому что он не смотрит на меня. Может быть, он прав. Точно прав. Это самый неподходящий момент для нашего путешествия, но это единственное, что у меня есть. Я бы с удовольствием отложила поездку, но моя сделка со смертью истечет очень быстро, и каждая следующая минута – это то немногое, что остается у меня с Оскаром.
Я нерешительно беру его за руку. Он смотрит на меня, и мы идем дальше рядом друг с другом, только теперь с переплетенными пальцами. Он нежно гладит меня пальцами по руке. И в тот момент, когда мы наконец доходим до кафе, он внезапно останавливается и набирает воздух в легкие.
– Тесс, я…
Я кладу палец на его губы и мотаю головой.
– Пожалуйста, не говори это, – шепчу я. Его сомнения остались невысказанными. Они наполняют теплый вечерний воздух, и он убирает мою руку.
– Тесс…
– Пожалуйста, – умоляю я его и смотрю ему прямо в глаза. Я знаю, что это стоит ему немало сил, вижу его напряжение. Но в конце концов он кивает и откашливается.
– Окей.
– Окей? – осторожно переспрашиваю я.
– Да, окей.
Оскар смотрит на меня, пока я иду в сторону туалета, мимо официантки, которая протискивается в узких проходах между столами с заполненным разносом, мимо гостей, которые оплачивают счет и уходят, и мимо тех, кто занимает освободившиеся места. Вокруг приятная атмосфера, в воздухе витает запах лета. Кафе битком забито внутри и снаружи, многочисленные разговоры на фоне играющей музыки превращаются в шум, который, подобно огромной волне, плывет из помещения в сад. Я давно здесь не была. Последний раз заходила больше года назад. Тогда стены были выкрашены в желтый, а сейчас они светло-серые, и мне так даже больше нравится. Штукатурка, зеркало, тяжелая темная мебель, деревянный пол и лампы – все в этом кафе напоминает мне Вену. Или романтическое представление, которое у меня сложилось о ней. Я отхожу в сторону и освобождаю место для молодой девушки, которая очень занята, она объясняет кому-то по телефону, как сюда добраться. Она смотрит на меня и быстро уходит. Это было здорово. Ситуация с тушью на моих ресницах оказалась намного сложнее, чем я думала. Мужчина с седыми идеально уложенными волосами придерживает для меня дверь в зал и смотрит сочувствующе. Я отвожу взгляд, киваю ему, прохожу мимо стенда с журналами и скрываюсь за дверью женского туалета.
Большое зеркало освещено приглушенным светом, и в этом свете я кажусь еще ужаснее. Как будто на меня напали и долго избивали. Красные опухшие глаза, лопнувшие капилляры и черные полосы, проходящие до подбородка. Мое лицо напоминает мне карту местности. Слезы прочертили дороги и маршруты как маленькие реки, они растянулись по коже. Можно точно сказать, какие из них разлились и где. Кожа под глазами красная и напрягается от прикосновений бумажных платочков, которыми я вытираю следы туши. Это не только доставляет боль, а усугубляет ситуацию. Я пытаюсь совершить еще одну попытку убрать все, когда какая-то женщина энергично открывает дверь женского туалета. Мы обе вздрагиваем, а затем я отвожу взгляд. Она симпатичная и высокая, и в хорошем настроении, и мне не хочется увидеть еще один взгляд, в котором можно будет прочесть, как плохо я выгляжу. Я и так это знаю.