Книга Брюсов Орден. Ради лучшего будущего - Денис Кащеев

Ну, то есть, может, наверное — но почему хваленая Машина этого не просчитала?!

— Ротмистр, вы бредите, — глубоко вздохнул мой напарник. — Вы, часом, не были контужены в борисовском деле? — нежданно Ковальский кивнул — должно быть, машинально. — Если так, то готов извинить вашу горячность, — поспешил ухватиться за нечаянное попадание в цель Виктор. — Обознались — бывает. Опустите пистолеты, и сочтем сие дело исчерпанным. Ради лучшего будущего…

Последняя фраза предназначалась уже мне и означала: полная готовность! Я покосился на торчавшую из кожаной сумы рукоять пистолета — всего в каких-то десяти-пятнадцати сантиметрах от моих сжимавших поводья пальцев. Рука левая, но стрелять я тренировался с обеих, а дистанция до цели плевая…

— Будущее? — бешеным зверем взревел между тем штабс-ротмистр, и не думая идти на попятный. — Какое еще будущее, господин адъютант?! У вас его нет! А мое — наступило! За батюшку, царствие ему небесное — ступайте в пекло!

С этими словами Ковальский спустил курок.

Эхом отразившись от белой стены берез, громыхнул выстрел. Ствол пистолета выплюнул всполох пламени, стрелкá окутало облако густого сизого дыма, на миг, должно быть, ослепив — по крайней мере, моего судорожного движения к ольстре штабс-ротмистр не заметил. В следующую секунду я уже тоже был вооружен.

Тут, увы, Ковальский опомнился. Мой и его второй пистолеты пальнули почти одновременно, но я все же успел чуть раньше. При том, постаравшись извлечь оружие как можно незаметнее, держал я его, должно быть, слишком близко к шее моей гнедой. Опаленная пороховыми газами, лошадь нервно дернулась, и, возможно, именно этот ее рывок спас меня от пули штабс-ротмистра — та просвистела у самого моего плеча.

Мой же выстрел оказался точен. С лицом человека, только что жестоко обманутого в своих самых лучших ожиданиях, Ковальский один за другим выронил разряженные пистолеты. Еще пару секунд он оставался в седле — и я даже решил, что лишь легко его ранил, и снова потянулся к ольстре — но тут тело штабс-ротмистра начало неудержимо крениться — все сильнее и сильнее — и наконец опрокинулось, повалившись на снег. Там, не удержавшись на краю оврага, оно, словно кукла, забавы ради брошенная шаловливым ребенком, покатилось по склону, пересчитывая острые камни, и замерло лишь на самом дне.

Завороженно провожая его взглядом, все это время я как-то совсем не думал о судьбе Виктора, и только его хрип, донесшийся почему-то откуда-то снизу, заставил меня обернуться:

— Игорь… Игорь!.. Поручик, чтоб тебя!..

Панкратов тоже упал с лошади, но не в овраг — на дорогу. Теперь он отчаянно пытался приподняться — но никак не мог.

Как ошпаренный спрыгнув с гнедой, я стремглав бросился к напарнику. На груди его белого мундира пугающе расплывалось бесформенное бурое пятно. В крови был и снег под копытами вороной.

— Ты… Ты как?! — ошалело выдохнул я, склоняясь над раненым товарищем. Вопроса глупее, наверное, тут нельзя было придумать и постаравшись.

— Бывало и получше, — заплетающимся языком прошептал Виктор, шаря при этом рукой за пазухой своего мундира. — Вот, — в его руке появился пухлый конверт с сургучной печатью. — Отвези Чичагову.

— Погоди, а ты? — спросил я, «на автомате» забирая у него пакет.

— До крепости — а потом назад — я не доеду, — убежденно заявил Панкратов. — Лучше пока суть да дело — доберусь до резервной точки, как взорвешь гранату — вернусь целехонек.

— Нет, погоди, — растерянно мотнул я головой. — Какое «доберусь»? Ты себя видел? Давай-ка, мы тебя сейчас перевяжем, потом вместе доедем до точки эвакуации, а там уже поскачу в крепость…

— Не успеем, — не дал мне договорить напарник. — Пока туда, пока сюда… А после полудня Чичагов уведет армию в Забашевичи! Лови его потом вниз по Березине! Так что давай, скачи в крепость, пока адмирал там!

— Но… — пробормотал я, неуверенно теребя в руках окровавленный конверт. Мелькнула неуместная мысль: а ведь на бумагах, которые Виктор передал в 1798 году тому сенатору, тоже была кровь — только бутафорская. А теперь вот настоящая…

— Делай, что тебе говорят! — закатил глаза Панкратов — сперва я подумал, что от возмущения моим промедлением, но тут же с ужасом понял — напарник вот-вот готов лишиться сознания. — Выполняйте, черт возьми, приказ, поручик!

— Но… — все так же тупо выдавил я, совершенно не зная, на что решиться.

Наверху, где-то на березе, сочувственно каркнула невесть откуда взявшаяся ворона.

Глава 13

Окрестности г. Борисов, 13 (25) ноября 1812 года

3848-е санкционированное вмешательство в поток времени

— Кто таков? Кто стрелял?! Назови лозунг! — голос за моей спиной звучал почти столь же каркающе, как и давешний вороний крик — сперва мне даже почудилось, что это вещая птица вдруг заговорила с березы по-человечьи.

В недоумении я обернулся: из рощи на дорогу выезжал отряд казаков во главе с бравым урядником.

— Поручик Ржевский, — назвался я. — С пакетом из Санкт-Петербурга к главнокомандующему, — уточнил после короткой паузы. И затем, видя, что казак все еще явно чего-то от меня ждет с угрюмым видом, сообразил: — Да, лозунг… Бобруйск.

— Урядник Попов, — перестав хмуриться, представился командир казаков. Ударение в своей фамилии он поставил на первый слог — в иной ситуации это звучало бы довольно забавно — но только не сейчас. — Что за пальба была, ваше благородие? Откель стреляли?

— Не иначе, оттуда, — неопределенно махнул я рукой за овраг. — Штабс-ротмистра Ковальского — наповал, — предательски дрогнувшей рукой указал я на недвижимое тело улана внизу. — Флигель-адъютант Шварценеггер ранен…

— Далече будет для прицельного-то выстрела, — прищурившись, прикинул урядник. — Верно ли, что оттель?

— Пес его разберет, — нервно передернул я плечами. — Может, и из лесу…

— Проверим сперва тут, — решил Попов, кивнув на березняк — похоже, идея соваться за овраг по вкусу ему не пришлась. — Что до их высокоблагородия… — перевел он взгляд на раненого Виктора. — Семенов, Мамаев, перевяжите господина адъютанта и живо доставьте его к лекарю! — распорядился урядник.

Подчиняясь команде, два казака выехали вперед и спешились.

— Позвольте, ваше благородие, — почтительно, но твердо попытался отстранить меня от Панкратова один из них.

— Что? Э… Нет! — засуетился я. — Нельзя!

— Прекратите истерику, поручик! — сердито прохрипел со снега Панкратов, впервые с момента появления на дороге казаков найдя в себе силы заговорить. — Так вы только все погубите! Скачите к Чичагову, а меня после разыщите!

— Верно их высокоблагородие сказали, — заявил Попов. — Езжайте, ваше благородие, с Богом! А об их высокоблагородии мы позаботимся, как должно! Федька, — обернулся он к кому-то из подчиненных. — Проводи их благородие к их высокопревосходительству!