Книга Му-му. Бездна Кавказа - Андрей Воронин

— Право, не стоит так грубо…

— Проваливайте, я сказал! И больше мне не попадайтесь — раздавлю, как козявку.

— Вы не первый, кто мне угрожает, — вставая, с достоинством произнес посредник. — Угрозы — это пустое сотрясение воздуха. Были и такие, которые пытались свои угрозы осуществить. И где они? Нет их, сгинули! — Поднеся к губам вытянутую в горизонтальной плоскости ладонь, посредник легонько дунул на нее, словно сдул пушинку, показывая, какая судьба постигла его многочисленных недоброжелателей. — А я, как видите, продолжаю здравствовать. Чего и вам желаю, хоть вы и грубиян.

Сказав так, посредник подхватил с пола свой портфель и гордо удалился, помахивая им, как школьник, которого раньше времени отпустили с уроков.

Официантка принесла заказанный обед. Бесцельно поболтав ложкой в супе и вяло поковырявшись вилкой в картофельном пюре, Михаил расплатился и покинул ресторан. Долговязый оперативник вышел за ним следом, и Шахов увидел, как он садится в машину — не в знакомую черную «Волгу», а в новехонький «форд» с оранжевым плафончиком такси на крыше. Перед тем, как закрыть за собой дверцу, он обернулся и выразительно посмотрел на Михаила. Машина тронулась и сразу пошла на разворот. Шахов шагнул к бровке тротуара и поднял руку. «Форд» остановился, и он нырнул на заднее сиденье.

За рулем, к его некоторому удивлению, сидел Дорогин собственной персоной.

— Откуда ты взялся? Неужели с самого утра за мной мотаешься? — с неловкостью спросил Михаил, обменявшись с ним рукопожатием.

— Не обольщайся, — аккуратно вписываясь в поток уличного движения, ответил Сергей. — Я подъехал, когда мне сообщили, что с тобой заговорил посторонний. Что он тебе сказал?

— Ничего особенного, — пожал плечами Шахов. — Сказал, что он посредник, предложил два миллиона евро и свободный выезд в любую страну по моему выбору в обмен на кое-какую информацию.

Сидевший рядом с Дорогиным оперативник обернулся и смерил его заинтересованным взглядом.

— Я записал разговор, — добавил Михаил, — так что можешь на досуге прослушать. Впрочем, ничего, помимо уже сказанного, ты там не услышишь.

— Ну, мало ли, — сказал Дорогин и, не оборачиваясь, принял протянутый Михаилом диктофон. — Ты снял? — спросил он у оперативника.

Долговязый молча кивнул.

— Наши ребята сели на хвост посреднику, — сказал Дорогин, — так что через пару часов, надеюсь, мы будем знать, что это за птица. А он, случайно, говорил не с кавказским акцентом?

— С чего вдруг? По-моему, типичный русак…

— Просто известные тебе фотографии заказывал кавказец. Мы нашли мастерскую, где их отпечатали. Правда, толку от этого мало, потому что даже в советские времена, принимая заказ на печать фотографий, работники фотоателье не требовали у клиентов предъявить паспорт. Так что, если верить квитанции, фамилия нашего кавказца — Иванов. А зовут его, сам понимаешь, Иваном Ивановичем…

— Иван Иваныч Иванов всюду ходит без штанов, — вполголоса пробормотал долговязый.

Дорогин промолчал, но в его молчании так явственно сквозило неодобрение, что его почувствовал даже сидевший сзади Шахов. Ему подумалось, что Дорогин, наверное, хороший руководитель — как говорится, строгий, но справедливый, и что подчиненные должны его уважать.

— Что со связью? — спросил Дорогин.

— Презентовал мне мобильник, — ответил Михаил.

— Ну, вот и первая взятка от преступных элементов. С почином тебя, Мишель! А вообще-то, подумай. Два миллиона на дороге не валяются…

— Не подставляйся, — сказал Шахов. — У меня уже который день подряд руки чешутся дать кому-нибудь в бубен.

— Побереги свои руки, они тебе еще пригодятся для других бубнов. Дай-ка сюда этот вражеский телефон. Гена, займись.

Долговязый Гена молча взял у Михаила телефон, снял заднюю крышку и налепил на нее изнутри нечто, напоминавшее кружок обыкновенной самоклеющейся пленки черного цвета. Крышка с легким щелчком стала на место, и телефон перекочевал обратно к владельцу.

— Это жучок, — объяснил Дорогин. — Теперь мы сможем прослушивать ваши переговоры.

— Что за жизнь, — сказал Михаил. — Весь в датчиках, как какой-нибудь киборг — солдат будущего…

— Шел бы в строители, — посоветовал Дорогин. — Профессия уважаемая, востребованная, денег куры не клюют, и никаких тебе жучков, кроме древоточцев.

Михаил молча откинулся на спинку сиденья и стал смотреть, как за забрызганным окном проплывают переполненные транспортом и спешащими куда-то пешеходами московские улицы.

* * *

Ярко-красный полноприводной «додж», такой приметный, что в нем просто невозможно было заподозрить машину наружного наблюдения, стоял напротив кафе, в котором пять минут назад скрылся владелец и единственный сотрудник частного сыскного агентства «Доберман и Ко» Борис Олегович Лесневский. Выбравшись из своего «цивика», новизна и яркий дизайн которого находились в разительном контрасте с непрезентабельной внешностью владельца, господин Лесневский даже не дал себе труда оглядеться по сторонам. Впрочем, небезызвестный горбоносый шатен, напарник и непосредственный начальник небритого водителя Вахи, подозревал, что Борис Олегович видит и замечает куда больше, чем старается показать, в противном случае его давно уже не было бы в живых.

Небритый Ваха заметно нервничал: ему не давала покоя остановившаяся поодаль черная «Волга» с длинной антенной радиотелефона на крыше. Эта машина следовала за Михаилом Шаховым с самого утра, как привязанная, сильно осложняя жизнь экипажу красного «доджа». Наличие этой машины не было предусмотрено планом; она являла собой посторонний, неизвестный, а следовательно, угрожающий фактор, с которым приходилось считаться. Похоже было на то, что клиент с толком использовал предоставленную ему передышку и обратился к кому-то за помощью и поддержкой. Ваха не знал, где и кем он работает; в противном случае его беспокойство было бы куда сильнее.

Напарник Вахи, горбоносый Аслан, выглядел невозмутимым, хотя причин для беспокойства у него было куда больше, чем у небритого водителя. Природа наделила его острым умом, а получаемые родителями доходы позволили в свое время окончить университет. Высшее образование отточило его мыслительные способности, вооружив логикой и привив привычку думать системно, да и знал он чуточку больше, чем его напарник. Как и Ваха, он нисколько не сомневался в мудрости и предусмотрительности уважаемого Мустафы Акаева, который послал их на это задание. Но, в отличие от водителя, который знал о существовании шахмат только понаслышке, Аслан понимал: с точки зрения хорошего игрока мудрость частенько заключается в умении жертвовать своими фигурами ради достижения конечной цели. Впрочем, выбора у него все равно не было, поскольку альтернативой беспрекословному выполнению приказов уважаемого Мустафы служила мучительная смерть.

Отправляя их на задание, уважаемый Мустафа туманно рассуждал о каком-то великом деле, которое посеет в сердцах неверных страх перед воинами аллаха, о зеленом знамени ислама, что рано или поздно взовьется над всем миром, и прочих возвышенных вещах, не забыв упомянуть также о почете, уважении и богатстве, ожидающих храбрых джигитов в недалеком будущем. Эти рассуждения уже тогда, в самом начале, поселили в душе Аслана некоторое беспокойство: он знал, что великие дела не обходятся без великих жертв, и первыми обычно погибают те, кто находится на острие удара.