Книга Опасные игры - Карина Хэлли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Представь себе, имею. Представь себе, мы когда-то дружили. – Он медленно приблизился, руку с пистолетом, словно задумавшись, завёл за спину. – Думаешь, если ты не видела моих шрамов, у меня их нет? Ты не знаешь, что значит боль, Элли. Тебе повезло, что ты можешь показать её всему миру. Но большинство людей скрывают свою боль так глубоко, где её никто не увидит. Пока не окажется слишком поздно.
Мне нечего было на это ответить. Он в чём-то был прав. Я не знала, как изранена его душа, и, не видя его шрамов, не могла о них рассуждать. Теперь я видела, что он настоящий псих с садистскими наклонностями, видела, что ему досталось сильнее, чем я думала.
– Ну, – сказала я, облизнув сухие губы, – я не знаю, что сказать, кроме того, что мне стыдно.
Он застыл посреди комнаты.
– Что, прости?
– Я говорю – мне стыдно. Честное слово, стыдно, стыдно. Я тебя обидела, – во мне словно прорвало плотину. – Я… я не хотела. Я была идиоткой. Настоящей стервой. И… и очень слабой. Я хотела, чтобы меня любили. Никто никогда не любил меня, а я просто хотела быть нормальной.
– Я тебя любил, – сказал он тихо. Я хотела ответить, но он продолжал: – Но, видимо, оказался для тебя недостаточно нормальным.
Я видела боль в его глазах, и моё сердце сжалось.
– Дело не в этом. Я просто не могла оценить твоей дружбы. Ты был моим самым первым в жизни другом. У меня не было никого, кроме родителей, и когда с моей ногой случилось такое… я уже не могла им доверять. Я хотела доверять тебе, Кэмден. Честное слово, хотела. Но я подумала – если я тебе нравлюсь, значит, с тобой что-то не так. И ты причинишь мне боль.
– Поэтому ты причинила мне боль первой.
– Да, – прошептала я.
Он кивнул. Судя по всему, эта версия его устроила.
– Тогда почему ты теперь решила меня ограбить?
Твою мать.
– Почему, – он принялся расхаживать по комнате, – ты решила меня ограбить? Почему теперь? Почему меня? – Он давился словами, как костью. – Зачем ты это сделала?
Мои руки, скрученные за спиной, сами собой сжались в кулаки, всё тело подобралось, чувствуя исходившую от него ярость. Бег или бой. Простой инстинкт. В тусклом свете комнаты Кэмден с его дикими татуировками и взлохмаченными волосами казался безумцем. Его зрачки метались вверх-вниз, как метрономы.
– Ты меня использовала, – безжалостно отрезал он. – Ты сделала вид, что я тебе нравлюсь, ты пошла на мой концерт. Ты заплатила какому-то пьянице, чтобы он стал твоим козлом отпущения. Не смотри на меня так. Прежде чем ты ушла, этот тип подошёл ко мне в туалете и рассказал про записку. Я вспомнил твой корыстолюбивый взгляд, я стал думать о том, о чём мне думать не хотелось. Ты слишком много раз обводила меня вокруг пальца, чтобы я не заметил этих сигналов. Я знаю, когда женщина что-то скрывает. Но ты продолжала. Мы пошли на свидание. Я не мог не понимать, к чему это приведёт. Ты пришла ко мне домой, ты переспала со мной, тебе понравилось, и ты всё равно это сделала. Ты говоришь, что в школе не была стервой. Ты говоришь, ты была слабой, ты просто хотела быть нормальной. И угадай что? Нормальной ты так и не стала. Ты по-прежнему слабая. И я вряд ли встречал ещё одну такую суку, как ты.
Я смотрела в пол, стараясь сохранять спокойствие, пока он метал свои стрелы. Одни отскакивали от меня, другие попадали глубоко в цель.
– У тебя всё? – осторожно спросила я. Он вздохнул, прислонился к стене. Время шло. Время казалось вечностью.
– Да, всё. Я сказал то, что хотел сказать.
Я посмотрела на него.
– Теперь тебе легче?
Он наклонил голову, будто обдумывая мои слова.
– Немного.
– Так что дальше? Что ты собираешься со мной сделать? Отвести меня в участок, сдать своему папаше, как маленький герой, или вызвать копов сюда? Или, может, они уже ждут за дверью?
Мне следовало бы говорить с ним помягче. В конце концов, хозяином положения был он, а я могла лишь рассчитывать на его благосклонность. Но ведь соврала не только я. Он всё знал с самого начала. Все приятные слова, которые он говорил обо мне, о моих шрамах, были только дерьмовой наживкой. И, скажу я вам, наживка из дерьма – далеко не самая приятная.
– Это зависит от того, что выберешь ты. Я же не совсем засранец.
Я едва не закатила глаза, но, увидев напряжение в его взгляде, сдержалась.
– Ладно, – сказала я. – Из чего можно выбрать?
– У тебя два варианта. Даже три, но третий, думаю, тебе не понравится.
Он намеренно добавлял ситуации трагизма, и, признаться, я слишком устала, чтобы на это купиться.
– Тогда озвучь первые два.
– Первый вариант – ты сразу отправляешься за решётку.
– Решающего хода не будет?
Он резко мотнул головой. Если бы взглядом можно было убить, пистолет бы ему не понадобился.
– Это не игра, Элли. Я знаю, ты умеешь только играть…
– Ладно, ладно. Извини. Ну, значит, я отправляюсь за решётку. Поведёшь меня ты.
– Совершенно верно. У меня хватает свидетельств. Я не знаю, сколько лет тебе дадут, и сожалею, что ты была без оружия, но, думаю, в любом случае сядешь ты надолго. Потеряешь время. Встанешь на учёт. С махинациями будет покончено.
– Я поняла.
– Имя твоей семьи будет покрыто ещё большим позором. Бедный дядя Джим. Его ждут тяжёлые времена. Надеюсь, против него не ополчится весь город. Но, наверное, укрывательство двух поколений Уоттов не сделает ему чести.
Я сузила глаза, моё лицо напряглось.
– А второй вариант?
– Второй вариант – помочь мне.
Я уткнулась подбородком в шею.
– Помочь тебе? С чем?
Он глубоко вздохнул, постучал пистолетом по ноге, глядя в потолок.
– Думаю, это лучше обсудить утром.
– Но… ладно, хорошо, но что будет потом? Я не могу согласиться, прежде чем ты обговоришь условия. Что со мной случится до утра? – Паника бушевала во мне так сильно, что тело сковало лихорадочным ознобом. Кэмден смерил меня холодным взглядом.
– Хватит. Включи уже мозг. Ты правда выберешь тюрьму, если тебе не понравится второй вариант? Я просто даю тебе шанс. Дело не в том, что мне нужна твоя помощь. Дело в том, что тебе нужен этот шанс. На твоём месте я бы согласился.
– Я не люблю соглашаться, не зная на что, – буркнула я.
– Что ж, в таком случае у тебя есть третий вариант.
Я подняла на него глаза. Он улыбался.
– Я сейчас выстрелю тебе в голову. Сотру запись, обставлю всё как самооборону, об остальном позаботится мой отец.
Повисла густая, физически ощутимая тишина. Я пыталась осмыслить его слова. Наконец сказала: