Книга Знамя Победы - Борис Макаров

Чтобы выжить, чтобы выстоять, чтобы победить врага, все – и взрослые и дети, и молодые и старые – делали все, что могли, трудились из последних сил.

Я, хотя и числилась в госпитале ночной няней, проводила на работе иногда круглые сутки. После ночного дежурства задерживалась вместе с другими мыть полы, стирать белье, простыни и даже бинты. Бинтов не хватало, и их использовали до тех пор, пока можно было использовать.

Вы с бабушкой управлялись с делами дома. Готовили еду, убирались, топили печь. Ты лазил в подполье за картошкой. Бабушка в то время была крепкой, а может, старалась казаться такой, но в подполье лазить за картошкой уже не могла.

Как и все другие старушки нашего села, она вместо отдыха вязала варежки и теплые носки для фронтовиков.

С самого начала войны старушек, да и стариков, призвали к этой работе. Им раздавали шерсть из колхозных складов, из фабричных запасов. Дети, в том числе и ты, шиньгали шерсть – разбирали ее на волокна. Вязальщицы пряли шерсть и из шерстяных ниток вязали варежки и носки по заказам военкоматов и туда же, в военкоматы, сдавали готовые вещи.

По мере сил помогали пожилые женщины и нам, работницам госпиталя. Помогали ухаживать за ранеными, менять постельное белье, кормить. Да, и кормить. Больше половины раненых не могли даже приподниматься, садиться, чтобы поесть. Их приходилось кормить с ложки.

С первых дней открытия госпиталя он стал, можно сказать, неотделимой частью села, нашей жизни.

Почти ежедневно к раненым приходили не только взрослые, но и дети. Взрослые приносили домашнюю еду – вареную картошку, огурцы, помидоры, квашенную капусту, ягоду, дикий чеснок, мангир.

Школьники выступали с концертами – читали стихи, пели песни, танцевали.

Вначале всех нас – и взрослых, и детей – буквально ошеломляли ранения поступавших в госпиталь в большинстве молодых бойцов. Безрукие, безногие, со страшными, рваными ранами, совсем молодые солдатики как могли крепились, старались не кричать, не стонать. Когда это им удавалось, молчание их пугало еще больше.

Врачи, медсестры, санитарки, няни, приходящие женщины – помощницы всеми силами старались облегчить их муки. Мы обмывали их, на руки поднимали, чтобы сменить под ними простыни, утешали, как детей, ласковыми словами.

Человек привыкает ко всему. Страшно это говорить – мы привыкли к увечьям, к крови и уже не плакали, не падали в обморок при виде их.

Но когда в госпиталь поступил обгоревший танкист, вернее, то, что от него осталось – черный человеческий обрубок, запеленутый в простыни, у раненого даже не было лица, там, где был рот, белело несколько зубов и на нас смотрели чудом уцелевшие, переполненные болью и страданиями огромные серые глаза, – ужаснулись все.

Раненый не стонал, не кричал, ничего не говорил. Он просто смотрел на нас. Мы только потом поняли, почему такими огромными нам казались его глаза: у него не было ни ресниц, ни бровей…

Офицер, доставивший танкиста в госпиталь, сказал:

– Лейтенант Тыртышный Никита Андреевич. Герой. Сжег четыре фашистских танка. Сделайте все. Он спасал вас. Спасите его.

О герое-танкисте узнало все село.

Через несколько дней у нас дома состоялось заседание домашнего совета. Созвала его мама, твоя бабушка Марфа.

– Вот что, дочка и ты, внучок, у нас ничего нет, чем бы мы могли помочь герою. У нас ничего нет, кроме Курочки Рябы. Давайте отдадим ее танкисту. Она ему сейчас больше нужна, чем нам… Согласны?

…Мы с бабушкой смотрели в окно на маму, идущую к госпиталю с корзиной, в которой приехала с нами наша курочка и в которой она жила все время до разлуки с нами.

Худенькие, острые плечики бабушки вздрагивали. Лица ее я не видел. Глаза мне застилали слезы.

…Последние строчки я вспомнил или придумал сам.

Мама шла к госпиталю и несла курочку.

Не могла же она видеть, как мы смотрим ей вслед и плачем… Смотрим и плачем…

1–4 января 2020 г.

В тени «отцовского» крыла

Совсем недавно на страницах солидной, уважаемой газеты увидел, прочел ностальгический вопль одной, увы, еще из многочисленных сторонниц Сталина.

Оказывается, там, в теперь уже далекие, а может быть, и совсем недавние (как посмотреть и от чего вести отсчет) сталинские годы было все хорошо. И держава наша расцветала год от года. И дух наш был светел и крепок, и т. д. и т. п.

…Страшный вопль. Хотя и разрешенный, но искренний, глубинный, а потому и страшный – опасный, с затаенными, но слышимыми нотками угрозы. Есть в «Толковом словаре великорусского языка» Владимира Даля слово «кака» – гадость, скверность, грязь, помет означает оно. И подумалось мне, что пока мы не очистимся от скверны, грязи прожитых, а точнее сказать, пережитых нашим народом сталинских и прочих таящих в своих названиях имена великих и мудрых вождей лет, пока мы будем дотошно выискивать в своей, двадцатого века, истории «благополучные» годы – жить нам так, как мы живем: разрозненно, безулыбочно, с перекошенными взорами, с тоской по сильной руке, по палке-погонялке, по любимому вождю и учителю, который все знает, все понимает, все может и избавляет всех нас от обязанности знать, понимать, мочь.

Как грязь, как каки-какашки, виснут на нас, мешая идти вперед, ностальгические легенды и байки о том, как хорошо, как безбедно, весело и спокойно жилось в прошлом.

Вот и я, прочтя желвачные и желчные строки – выкрики той самой сторонницы и поклонницы Сталина, – вдруг вспомнил 50-е годы теперь уже минувшего века, годы моего детства, «озаренные» величием и мудростью вождя всех народов. Но горькими и неприглядными получились эти воспоминания – отсюда и название их.

Как я любил товарища Сталина

…До сих пор помню, с каким волнением и благоговением я читал в газете «Пионерская правда» рассказ о том, как товарищ Сталин помог больной девочке и ее маме.

Девочка с мамой почему-то жили в маленьком домике в большой тундре (сейчас даже второклассник наверняка пояснил бы – их туда сослал Сталин). Жили, как ни странно, счастливо. Но однажды случилась беда – девочка простудилась и заболела. Мама попробовала вылечить дочку таблетками-конфетками, но той становилось все хуже. Однажды ночью она закрыла глазки и стала умирать. И вот тогда мама в отчаянии выбежала в одном платье на семидесятиградусный мороз, протянула руки к небу и закричала:

– Сталин, помоги!

И случилось чудо. Сталин услышал.

Рано утром, каким-то образом преодолев за несколько часов многие тысячи километров, из Москвы, от любимого отца всех советских детей товарища Сталина, прилетел самолет с врачами, и те в мгновение ока вылечили девочку.

Я не сомневался в правдивости этого и подобных ему рассказов и очень и очень любил Сталина.