Книга Хранитель Реки - Иосиф Гольман

Додумать эту розовую мысль не удается, потому что в мастерскую вваливается Жорж и рявкает:

– Собирайся, уезжаем!

Вот же ублюдок! Куда мы уезжаем на ночь глядя? Месяц не торопились, теперь же – тараканьи бега.

А он носится по комнатке, заглядывая во все шкафы.

– Что вы ищете? – вежливо спрашиваю я.

– Тебя забыл спросить, – столь же вежливо отвечает он.

Вот же сучок! Точнее, с учетом его всегдашней напомаженности, сучка.

А он уже тащит к камину найденную в шкафу папку. Там какие-то бумаги. Вываливает их в камин, заодно добавляет бумаг из портфеля. Поливает все жидкостью для розжига угля и чиркает длинной каминной спичкой. Черт с ним, это его дела.

Я собираю вещички, благо все они влезают в одну сумку. Очень жаль оставлять здесь материалы и краски, но, надеюсь, это заберут с собой помощники Жоржа – один такой несколько раз наведывался.

Последними укладываю в сумку свернутые в рулон холсты с моими «экспрессиями».

– Это у тебя что? – спрашивает работодатель, управившись с камином.

– Мои работы, – честно отвечаю я.

– Покажи.

Я разворачиваю холсты. На них – пляж, домишки, жаркая южная жизнь. Это никаким образом не реализм. Но, конечно, и не абстракция – натуру вполне можно признать.

Тут только я сообразил, что этот факт и есть смертный приговор моим работам. Ублюдок вновь аккуратно свернул холсты в рулон, а уж потом засунул его в камин. Чтоб лучше горело, еще разок полил жидкостью.

Это только рукописи не горят. Холсты горят, даже очень. И почти без копоти, благо тяга в камине отменная.

Из пяти работ одну, неудачную, я собирался записать поверху, три мне нравились, а одна была гениальной. Вот же ссссссука! Хочется плакать, как маленькому.

Слава богу, сегодняшнюю картинку он счел за декор мастерской. Благо на ней никаких следов пляжа и местной натуры.

Уходя, я обернулся и вновь посмотрел на нее.

И все равно я гений! Улучив момент, сорвал картинку и быстро спрятал в сумку.

Еще бы, как этой женщине знать, что с нами со всеми будет…

Глава 11

Первый сон Бакенщика. Падение Города

Место: юго-восточное Средиземноморье.

Время: три тысячелетия до точки отсчета.

Бакенщику никогда не снились сны. Ни маленькому, ни взрослому. А если и снились, то, проснувшись, уже не помнил ничего, то есть как будто и не снились. А тут видел все ясно, как в кино.

Нет, с кино сравнение неправильное. Может, с кино будущего, когда не только смотрят на чужую жизнь, но и участвуют в ней. Потому что Бакенщик, несомненно, участвовал. Хоть и не в качестве действующего лица. Был, так сказать, невидимым присутствующим наблюдателем.

А самое главное, что, проснувшись, Бакенщик смог восстановить свой сон практически без потерь.

Собрались они ночью, когда спало свирепое, даже не желтое, а белое от иссушающего жара солнце. И сразу стало прохладно, как всегда в горах.

Впрочем, там, куда пришли эти люди, температура неизменна в любое время суток.

Они по одному входили через тайный ход, запираемый в обычном на первый взгляд подвале поворотной каменной плитой. Правда, и в этот «обычный» подвал не все допускались. Считалось, в помещении хранится золото города, что оправдывало меры предосторожности, включая доверенного стражника в коридоре, охранявшего вход.

На самом деле в условиях осады этот участок дворцовых подземелий хранил куда большую, по сравнению с золотом, ценность – воду.

Но знали секрет всего полтора десятка человек, от которых в городе не было никаких тайн. У них был и «пропуск» – небольшой кусок воловьей кожи с выжженным знаком, открывавший путь в этот коридор. И большой перстень-печатка: вставленный в малозаметное углубление, которое еще надо было найти в неосвещенном подземелье – он приводил в действие поворотную плиту. Это было следствием их происхождения, восходящего к временам, когда первостроители города-крепости только начинали свой труд.

Вот наконец собрались все семнадцать, владевших тогдашним «кодом доступа». Они были на удивление молоды – каждому не более тридцати – тридцати пяти.

Кроме двоих.

Один – мощный, высокий, в молодости очень красивый и сильный человек. Он и сейчас внушал уважение своей статью. Второй – еще старше, совсем старик – до шестидесяти в городе доживали единицы. Этот и выглядел на свой возраст: морщины, седые космы. Даже оружия, без которого в годы осады и дети не ходили, у него не было – ему и собственное тело самостоятельно перемещать было нелегко.

– Все в сборе, – доложил старшим крепкий коренастый человек. Хоть он был и невысокого роста, но даже в неровном свете смоляных факелов угадывалась его недюжинная физическая мощь.

– Хорошо, Агаил, – сказал высокий ветеран. И, уже обращаясь к собравшимся, начал речь. – Все ли вы знаете, почему мы здесь? – спросил он.

– Догадываемся, Игемон, – мрачно ответил кто-то из воинов. Остальные, хоть и промолчали, тоже, похоже, получили весть о том страшном, что случилось четыре часа назад.

– Наш источник отравлен, – продолжил высокий. – На малой площади одновременно умерли две женщины, ребенок и воин. Все они выпили воды из резервуара номер три. И сразу – агония. Мы дали выпить двум старым рабам – они тоже умерли.

– Может, зараза проникла только в тот резервуар? – спросил молодой Палий.

– Когда пришла пора брать воду из двух других, мы сначала дали попробовать рабам. Они умерли той же смертью, – то ли объясняя Палию, то ли продолжая рассказ, сказал Игемон.

Однако задавший вопрос не мог или не хотел поверить в то, что дни защитников крепости сочтены.

– Яд могли забросить рабы, если они добрались до черпаков, – сказал он.

– Не могли, – устало объяснил Игемон. – Они лишь вращают валы, даже не зная, что приводят в движение.

– Но, может, отравлены только резервуары? – Лицо сказавшего, не попавшее в отсвет факелов, скрывалось в черной тени.

– Может, – согласился Игемон. – Это был бы подарок Всевышнего. Но он за что-то обижен на нас. Впрочем, сейчас проверим, только сначала осмотрим печати. Палий, у тебя зоркие глаза.

Молодой воин, взяв у товарища из рук факел, обошел вокруг странного, возвышавшегося примерно на метр от пола и диаметром метра в полтора, цилиндра.

– Замки опечатаны нами, – наконец сказал он.

– Открывай, – приказал Игемон.

Палий коротким мечом, скорее даже широким кинжалом, легко взрезал четыре жгута, свитых из какой-то прочной растительной основы. Они не были замками в полном смысле этого слова. Они лишь свидетельствовали о том, что источник не вскрывался без ведома по крайней мере одного из собравшихся: на всех четырех жгутах стояли печати от перстня-«ключа». Предосторожность явно излишняя, так как без такого ключа войти в помещение было невозможно.