Книга Крылатый отбор - Кристина Логоша

Его ответ меня смутил, но было в нем что-то двойственное. Я вспомнила, как Гавриил говорил, что тем дольше носишь браслет, тем сильней привязанность.

— Потому что я годами носила обручальный браслет, и хранители отбора не могу выгнать меня раньше?

— Ты знала?

Я закусила губу и кивнула. Не хотелось возвращаться к разговору, в котором я была коварной обольстительницей в планах Гавриила.

— И что теперь мне делать?

— Ничего. Будем ждать, пока придет твой час. Я думаю, впереди еще две-три претендентки, которые вызывают у меня дикое раздражение. А потом станут выбывать те, с кем мне просто приятно общаться. — Я улыбнулась его словам. — Я помогу, чтобы Гавриил не съел тебя своими придирками.

— Как можно помочь в этой ситуации? — насторожилась я.

— Будем изображать, что у нас роман… — Я звонко рассмеялась, даже разочарование от поступка Гавриила куда-то испарилось… — Что смешного? У тебя есть другие предложения, Софья Лебедянская?

— Это как-то… Нам же не поверят?

— Поверят. Я сделаю так, что сомнений не будет.

— А как же Татьяна?

— Я тебя втянул в эту передрягу, мне тебя и выпутывать. А с Татьяной я сам разберусь. Она умная барышня, не думаю, что с ней будут проблемы.

Предложение Марьяна было очень заманчивым, но одно не давало мне покоя:

— Это все игра на публику? Не по-настоящему?

— Конечно. Мы просто друзья. — От его слов стало легче. — А твой кавалер… как его там… Воробей? Он не будет ревновать?

— Он не мой кавалер. Это грязные сплетни газетчиков.

— Я так и подумал. До вечера, Софи.

И Марьян оставил меня одну. Я насторожилась, ведь была уверенна, что в каталоге ничего не было сказано о вечернем мероприятии, и когда открыла его, удивилась вдвойне: витиеватыми буквами было написано, что у меня запланирован поход в театр с Марьяном, хотя раньше там было пусто.

Нужно сказать Станису, чтобы подготовил для меня платье. Он не простит, если я не предупрежу его о выходе в свет. И Агата прислала письмо голубиной почтой, нужно было получить послание.

Я нашла одного из придворных лакеев и попросила о помощи. Проворный слуга в течение получаса выполнил все мои поручения: Станис передал мне наряд для выхода в театр, и я получила письмо от бабушки. Я так сильно скучала по родным, что разлука с ними почти убивала. Первым делом взяла письмо, даже не взглянула на наряд.

Пробежалась взглядом по знакомому почерку:

«Дорогая Софи, получила твое письмо. У нас все хорошо: Лаврентий в здравии, хозяйство не стоит на месте. На деньги, что ты подложила мне в карман, мы наняли рабочего, который помогает нам с птицами. Но это не значит, что я одобряю твой поступок!

Днями я работаю в лавке в городе. Из-за твоего участия в отборе спрос на лебединое перо сильно возрос, и дела пошли на поправку. Мы смогли оплатить аренду на три месяца вперед.

Соседи из всей округи интересуются, как у тебя дела. Все ждут, когда ты вернешься, но я отвечаю, что они НЕ ДОЖДУТСЯ! Моя внучка обязательно станет императрицей! Или, как минимум, графиней.

Но даже если твой избранник будет без титула, все равно привози его к нам. Мы любому будем рады!

Целуем! Ждем новых вестей. Агата и Лаврентий Лебедянские»

Письмо согрело душу. Стало спокойней за родных, и я убедила себя, что не зря поехала в Савойю. Окрылённая, стала собирания в театр. Я никогда не была в настоящем театре, в Долину Пересмешников приезжали артисты, но они проводили уличные представления на ярмарках. А это — настоящий театр!

Хам пристально следил за моими сборами.

— Я скоро приду, не стоит беспокоиться.

Страус клацнул клювом. Ему становилось лучше, он свободно прогуливался по комнате, но излюбленным место оставалась моя кровать. Уверена, доктор Пингвин выпишет его с больничного. Птица хорошо набрала в весе — сказывался постельный режим и хорошее питание.

Станис прислал мне ярко-алое платье, в котором я была на дефиле. Я с искушением просматривала на колье «Квезаль», но не рискнула его надеть — не хотела вопросов о таком дорогом подарке. Оно так и хранилась в шкафу вместе с палантином. Я тосковала по волшебной накидке — кожа зудела, хотелось размять крылья, но пока это невозможно.

В шесть часов вечера, когда я уже собралась, неожиданно в дверь постучали. Хам стал невидимым. Я открыла и увидела Марьяна.

— Я думала, ты пришлешь за мной прислугу, — юркнула к нему, плотно закрыв дверь.

— Мне нетрудно, — он приложил свой локоть, и я взялась за него. — Это платье я уже видел. Мне оно очень понравилось, жаль, что я не женщина. Я бы носил.

Я тихонько рассмеялась. Не понимала, как, оба будучи императорами, Гавриил и Марьян могут быть такими разными?

Дорогу до театра я почти не заметила. С Марьином я отдыхала душой, он постоянно смешил меня, поднимая настроение. Мы доехали по городу без заторов — императорская кавалерия перекрыла улицу для кортежа.

Савойский Государственный Театр находился в центре города. Стоило выйти, и нас с Марьяном взяли в плотное кольцо гвардейцы, не позволяя приблизиться ни газетчикам, ни посторонним людям. Но вспышки фотоаппаратов прорывались сквозь оцепление, слепили, было тяжело понять куда идти — я никогда не видела журналистов в таком количестве. Марьян чувствовал себя, как рыба в воде, аккуратно приобнял за талию и повел по красной дорожке к входу.

Как оказалось, сегодня состоялась открытие театрального сезона. В холле театра я приметила девушек с Крылатого отбора. Марта Лебедянская подошла к нам с Марьяном и сказала, что мы прекрасная пара. Здесь был весь императорский двор, не ожидала, что это будет настолько помпезное событие. Думала, мы посмотрим пьесу и тихонько вернемся обратно. А выходит, Марьян взял меня вместо Татьяны. И это перед всей аристократией. Если раньше она меня недолюбливала, то теперь у нее появился повод назвать меня кровным врагом.

До начала примьеры оставалось еще пятнадцать минут. Все топились у входа, строгая билетерша охраняла его с таким строгим видом, словно передней ней не глава страны и его правительство, а свора школьной ребятни. Я даже позавидовала ее уверенности.

— Ваше Императорское Величество, можно снимок на память? — спросил пожилой фотограф.

Он был единственным, кого пропустили в фойе. Я наблюдала за этим старичком в старом потертом камзоле. Как пояснил Марьян — он носит звание почетного фотографа императорского двора.

— Конечно. Пойдем, — Марьян подвел меня к большой афише.

Фотограф поставил тяжелый фотоаппарат на треногу и сделал снимок.

Двери распахнулись, и гости стали проходить в зрительский зал.

Мы поднялись по лестнице и очутились в ложе. Два стула с позолоченной витиеватой резьбой и фигурными ножками, обтянутые красным бархатом, таким же, как тяжелые шторы. Сцена отсюда видна, как на ладони. Снизу копошились люди, рассаживаясь на свои местах. То и дело мелькали причудливые шляпки и мужчины в праздничных мундирах. Театр завораживал ярко-красными тонами и золотистой отделкой. Казалось, я попала в магазин рождественской упаковки.