Книга Человек у руля - Нина Стиббе

Ужасные были минуты. Меня замутило. Это мы во всем виноваты, как тогда, с морской свинкой, убежавшей в крысиную нору, и я начала воображать, как проведу остаток жизни с осознанием, что бросила своего братика в ярмарочные лапы смерти, только бы не присматривать за ним. И последним воспоминанием будет это глупое слово «нур». Как мы с сестрой сможем когда-нибудь еще быть счастливы, зная, что мы натворили?

В отчаянии и против воли сестры я позвонила Чарли. «Мы потеряли Крошку Джека на ярмарке у Клегга», – сказала я.

Чарли встретил нас у ворот Клегга, и мы принялись снова искать нашего братика. Чарли, облаченный в костюм, зажег потухшую сигару и, прищурившись, принялся обозревать окрестности. Он будто заблокировал все: и Элвисов, и шум, и мигающие огни. Внезапно он развернулся к ряду фургонов, отшвырнул сигару, опустился на четвереньки и заполз под фургон напротив игрового автомата с призами – мягкими игрушками, которые свисали с крыши. Мгновение спустя он вылез, а Крошка Джек был под ним, словно слоненок под слонихой.

Мы с сестрой кинулись к Крошке Джеку, а Чарли двинулся прочь. Мы бросились за ним, я тащила Крошку Джека за руку.

– Откуда ты знал, где его найти? – спросила я.

– Я поставил себя на его место, – сказал Чарли.

Тогда мы увидели, каким ценным может быть такое грубое животное, как Чарли, в редкие минуты чрезвычайной угрозы, и он вырвался вперед, обставив фаворита моей сестры мистера Олифанта.

Мы попытались поблагодарить Чарли Бэйтса за помощь и спасение Крошки Джека, но он велел нам уебывать домой. Мы намекнули, что неплохо бы подвезти нас, ведь до дома почти миля, но он вихрем умчался на своем белом «саабе».

Крошка Джек слишком устал, чтобы идти быстро. Его игрушка – матерчатая зверюшка – куда-то сгинула, и он боялся темноты. Всю дорогу до дома я несла его на спине – всю эту тяжесть в три стоуна семь фунтов, все эти острые Джековы локти и коленки. Но мне было все равно, так рада я была, что он снова с нами. Я поклялась вслух сестре, что больше никогда не подведу ее или Джека. Что сделаю все, дабы они были целы, невредимы и счастливы. Сестра сказала мне заткнуться и прибавить ходу. И убежала вперед.

Мы не хотели, чтобы мама проснулась посреди ночи, толком не зная, нашли мы Джека или нет, и я принялась писать ей записку.

Мамочка. Не беспокойся из-за Крошки Джека. Он не потерялся – он дома.

P. S. Теперь я тоже ненавижу ярмарки.

Пока я писала, мама наполовину проснулась и пробормотала:

– Вы нашли Буфо?

– Буфо? – прошептала я.

– Буфо, моего лягушонка.

И она снова заснула, поселив во мне чувство вины, испортившее счастливое окончание этого вечера. Я поверить не могла, что после того, как я по собственной инициативе позвонила Чарли, а потом всю дорогу несла Крошку Джека домой и тактично старалась не разбудить маму, – что после всего этого в качестве вознаграждения я получила удар не в бровь, а в глаз, а с ним и напоминание о невыполненных обязательствах в отношении чертова Буфо.

Вне себя от ярости я лежала в постели. Я поклялась себе вернуть лягушонка и ударить Миранду Лонглейди по лицу. Не то чтобы я и в самом деле могла ударить ее по лицу, но в этом возрасте, устав, начинаешь предаваться подобным фантазиям.

Внезапно все обратилось против меня. Я знала, что мне нужно вернуть Буфо, ибо трехнедельный максимальный срок, установленный моей сестрой, давно миновал, да и мама вспомнила про лягушонка. Но когда кому-то что-то одолжишь, потом чувствуешь себя последней эгоисткой, прося вернуть вещь.

От сестры не было совершенно никакого проку. Она сказала:

– О, Лиззи, не говори, что ты еще не забрала Буфо.

После этих слов я снова задумалась о том, каково это – не иметь сестры.

И я сказала:

– Ты же знаешь, что я его не забрала.

И она сказала:

– Ну ты лучше разберись с этим.

И я сказала:

– Ты поможешь?

И она сказала:

– Просто попроси Миранду Лонглейди вернуть его. Господи, да что с тобой такое?

Потому, увидев Миранду, я прямо попросила ее вернуть лягушонка, и она ответила: «Лягушонка? Какого лягушонка? О, того лягушонка, твою игрушку, да-да, я тотчас верну его тебе».

И после каждый раз, встречая меня, она выставляла палец и говорила «лягушонок». Но так и не вернула. И я решила, что если мы хотим когда-нибудь снова увидеть Буфо, мне придется залезть в дом Лонглейди и забрать его.

Я разработала план по спасению Буфо. Я специально пойду домой с Мелоди в тот день, когда ее запирали на замок, то есть во вторник, ее мама по вторникам посещала Lecciones Espanioles[13], папа ездил в Колледж Чарлза Кина на продвинутый курс бухгалтерии, а Миранда занималась в спортивном клубе. И по дороге я спрошу, можно ли взглянуть на модный дом Синди, о котором Мелоди мне рассказывала.

Мелоди, конечно, была милой, но у нее имелись кой-какие мелкие недостатки. И главный заключался в том, что в свои одиннадцать лет она вела себя как взрослая. Например, без конца рассуждала о том, сколько что стоит, а если ей случалось капнуть на себя за обедом, принималась как сумасшедшая промокать пятно салфеткой. Кроме того, она постоянно сплетничала о своих родных, рассказывая всякие глупости, как будто они меня интересовали. Например, что ее папа всегда держит зонтик на заднем сиденье автомобиля на случай внезапного ливня. А также более необычные вещи – например, что ее мама подстригает волосы на лобке, чтобы в постели ей не казалось, будто между ног у нее скопились насекомые.

Настал подходящий для моих планов вторник, мы с Мелоди дошли до «Орхидейного уголка» – так назывался дом Лонглейди, потому что он стоял на углу, вокруг, правда, росли фруктовые деревья, а не орхидеи, – и я спросила, можно ли мне зайти. И Мелоди сказала: «Конечно».

Дополнительным бонусом стало то, что я смогла понаблюдать за Мелоди в режиме «ребенок с ключом», что мне всегда нравилось. Она огляделась по сторонам, удостоверяясь, что ее никто не видит, потом нащупала под воротником ключ от входной двери, висевший на шнурке под майкой. Но шнурок был чуть-чуть коротковат, и, чтобы открыть дверь, ей приходилось пригибаться до уровня замочной скважины. Мне всегда было интересно, почему она просто не снимет шнурок с ключом.

– А не проще снять его? – как-то спросила я.

– Никогда и ни за что не снимай ключ от входной двери, – сказала она важным тоном, – это правило номер один, если у тебя есть ключ от двери.

Оказавшись дома, Мелоди сказала, что умирает от голода. Она сняла пальто и, взяв какой-то предмет с деревянного блюда, положила его на буфет и театрально располовинила тесаком. В другой истории этот образ мог бы вызвать тревогу.