Книга Союзник - Дикон Шерола
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит, ты ее ненавидишь? — нарочито громко спросила Оксана. — Ладно, тогда тема закрыта. Когда освободишься, зайди, пожалуйста, ко мне. Не хочу, чтобы наш разговор слышала вся больница.
«Господи, неужели еще не все?» — с досадой подумал Лесков. Он знал, что тот проклятый поцелуй ему еще аукнется, и уже предчувствовал, что последнее восклицание Оксаны касательно его ненависти к Эрике, донеслось и до Воронцовой.
В этом он убедился, едва постучавшись в дверь ее кабинета. Прежнее дружелюбие будто смыло волной, и Эрика снова предстала перед Дмитрием той самой высокомерной стервой, которую Лесков привык лицезреть каждый день.
— Надеюсь, обошлось без кровопролития? — с язвительной иронией произнесла брюнетка, пропуская Лескова в помещение.
— Кровь мне пускают только «костяные» и вы, — без тени веселья ответил Дмитрий и, не дожидаясь разрешения, первым прошел в лабораторию. Эрика направилась следом.
— Я правда не хотела рушить вашу личную жизнь, — нарочито ласково произнесла она. Почему-то сейчас девушке сделалось смешно. Она никак не ожидала, что та медсестра додумается приревновать «процветающего» к ней, к той, кого он на дух не переносит.
— Даже вы не в состоянии разрушить того, чего нет.
— Ах да, припоминаю… Кажется, что-то и впрямь рухнуло, когда одна из медсестер ушла с Адмиралтейской следом за своим парнем.
Эта фраза стала последней каплей в чашу терпения Дмитрия. Что-что, а позволять этой девушке язвить в адрес Кати он не собирался.
— А вот сейчас вы перегибаете палку, — резко произнес он.
Эрика на миг замерла, перестав подготавливать шприц для анализа, после чего положила его на стол и с ироничной улыбкой на губах повернулась к Лескову. Вот только эта улыбка немедленно угасла. Она посмотрела Дмитрию в глаза, и от его взгляда девушке вдруг сделалось не по себе. Еще пару секунд назад Эрике казалось, что она разговаривает с человеком, но сейчас Воронцова едва ли не кожей ощущала присутствие того, другого существа, которое позволяло Дмитрию называть себя «иным». В темно-синих глазах отчетливо проглядывались светящиеся янтарные крапинки. Он не использовал на ней свои способности внушения страха и уж тем более не пытался подчинить ее волю — цвет его глаз изменился непроизвольно, как бывало всегда, когда он не мог скрывать свои эмоции.
Девушка невольно отступила на шаг назад, когда Дмитрий приблизился к ней, и, мягко взяв за плечи, спросил:
— Вы сами еще не устали от нашей вражды?
Она ожидала услышать что угодно, но только не это. И в первый миг даже не нашлась, что ответить. Его прикосновения не вызвали должного отвращения — напротив, ощущать тепло его ладоней было даже приятно. Сердце забилось быстрее, и чтобы скрыть свое странное волнение, Эрика заставила себя добавить нотки иронии своим словам:
— А вы хотите предложить перемирие? Или уже сдаетесь на милость победителя?
Лесков невольно усмехнулся — даже сейчас эта девица продолжает острить.
— Я не вижу победителя, — мягко произнес он. — Я вижу перед собой красивую умную женщину, которая почему-то изо всех сил пытается вызвать к себе неприязнь и при этом постоянно выручает меня.
Он был слишком близко, и от этого мысли разбегались во все стороны. Эрика даже разозлилась на себя. Она не собиралась робеть перед ним, как плаксивая Оленька, вот только вся язвительность куда-то разом подевалась. Девушка не могла понять, почему она чувствует и страх, и интерес одновременно. С одной стороны «иной» мог сделать с ней что угодно и выставить все так, будто Эрика сама причинила себе вред. Но с другой стороны ей не хотелось, чтобы их разговор обрывался, и чтобы исчезли янтарные крапинки в его глазах. Было в этом нечто мистическое, отчего по коже девушки вдруг побежали мурашки.
— Я не выручаю вас, а изучаю, — нарочито холодно ответила она. — Если вас заберут в другую лабораторию, я останусь без своего главного развлечения.
— Вы поэтому так беспокоились, когда я и Альберт ушли на Адмиралтейскую?
— Альберт — мой друг. А вы — мое хобби.
— Давайте договоримся: с этой минуты мы заканчиваем провоцировать друг друга на никому ненужные эмоции и начнем спокойно работать. Нам необязательно друг другу нравиться, но нам обоим нужен результат.
В тот же миг Эрика почувствовала, как пальцы Дмитрия на ее плечах сжались крепче. Она машинально положила руку ему на грудь, желая то ли оттолкнуть, то ли почувствовать биение его сердца. Ее взгляд на мгновение задержался на его губах, после она тихо произнесла:
— Думаю, вам уже пора меня отпустить. Позвольте мне закончить начатое.
Лесков усмехнулся и послушно отстранился от своей собеседницы. До конца процедуры они больше не разговаривали. Дмитрий молча наблюдал за действиями девушки, то и дело задерживая взгляд на ее сосредоточенном лице. Было видно, что ей неловко, и он гадал, чем вызвана подобная реакция: его прямолинейностью, прикосновением или тем, что она показала свой испуг?
Затем ему вспомнились обвинения Оксаны. С чего она вообще взяла, что между ним и этой девушкой что-то может быть? Да, Эрика действительно красива, особенно сейчас, когда ее высокомерная маска дала трещину. Но представить ее своей женщиной было чертовски странно.
— О чем вы сейчас думаете? — внезапно спросила Воронцова, не в силах дольше выдерживать на себе его изучающий взгляд. — Только не лгите. Хотя бы раз для разнообразия.
— Меня уже вторая женщина за последние десять минут обвиняет во лжи, — заметил Лесков, поднимаясь с места и раскатывая рукав рубашки. Затем он попрощался и покинул кабинет, так и не ответив на заданный вопрос.
Направляясь обратно в правительственное здание, Лесков вновь вспомнил о том, что хорошо бы наконец зайти к дочери Бехтерева и выяснить, что за цирк она устроила. А заодно отдать ей ее злосчастного дракона. Скорее всего она действительно приходила за тем, чтобы получить обратно свою игрушку. Наверное, Альберт все же успел как-то проболтаться Ивану, а тот в свою очередь поспешил обрадовать дочку. Но перед этим Лесков хотел проведать еще одного человека. Быть может, именно он сумеет ответить Дмитрию на вопрос, почему Вайнштейн не чувствует настоящей энергетики Одноглазого.
Лесков спустился в отсек, где содержали арестантов. Охранник, дежуривший на входе, смерил его тяжелым взглядом — Дмитрию даже не пришлось объяснять причину своего визита, все и так уже ее знали. Эта самая «причина» сидела в одиночной камере под таким надзором, словно там содержался сам дьявол.
— Как он себя вел? — сухо спросил Лесков, когда второй солдат вызвался его проводить.
— Нарывается, — ответил мужчина. — После того, как вы запретили его бить, совсем охамел, паскуда. Провоцирует ребят, а потом ржет, как обезьяна, видя, что они ведутся.
— Я же предупреждал, что не нужно обращать на него внимания.